После окончания пира слуги убрали столы и лавки. Пол еще раз посыпали свежими цветами. Заиграл оркестр, и гости начали танцевать. Кто с какой дамой ел из одной тарелки, тот с той и танцевал весь вечер. Перемена партнера не приветствовалось. За подобное убивали в прямом смысле слова. Один танец напоминал хоровод, в другом ходили цепочкой, в третьем разбившись на тройки — дамы отдельно, мужчины отдельно, — выплясывали друг перед другом. У дам получалось намного красивее. Поскольку нам с Тильманом де Брюлем дам не досталось, мы отошли к стене, где продолжили разговор. Я расспрашивал его о местных обычаях и традициях. Рыцарь-баннерет с удовольствием рассказывал. Как понимаю, в замке ему не с кем было поговорить. Жена и слуги в счет не идут: первая только говорит, вторые только слушают, а общение предполагает разумное совмещение этих двух процессов.
Ко мне подошел паж — мальчик лет десяти, облаченный в котарди цветов герцога Бурбонского, красные, обтягивающие шоссы и коричневые пулены с относительно короткими носами, — и сказал:
— Герцог желает поговорить с тобой.
Я извинился перед Тильманом де Брюлем, что тому показалось странным, и пошел вслед за пажом.
Герцог сидел в дальнем углу на стуле с высокой спинкой, снятом с помоста. Рядом с ним занимала другой стул та самая блондинка, с которой он разговаривал во время пира. Волосы у нее на висках были собраны в сеточки, напоминая уши спаниеля, а сзади были завиты и свободно спадали на плечи. У корней они были темнее. Значит, обесцвечивает. Перекись водорода в эту эпоху заменяет собачья моча. Интересно, помыла она голову хотя бы после процесса обесцвечивания?! Одета в розовое с синими вставками облегающее платье с большим декольте, открывающим плечи и частично грудь, и узкими рукавами до середины запястья, которые имели у локтей отвороты, а ниже — ряд золотых пуговиц. Называлось оно киртл. На каждом пальце, кроме больших, по золотому перстню с разными по цвету драгоценными и полудрагоценными камнями. На указательных пальцах в перстнях было по черной жемчужине. Судя по ценности перстней, дама должна быть из знатного рода, но что-то мне подсказывала, что она из купеческой семьи. На герцоге был синий дуплет с красными рукавами, сшитый из дорогой шелковой материи. На синем фоне были вышиты золотыми нитками лилии, которые я издали принял за ромбики.
— Вот он, наш победитель грозного «играющего двуручным мечом»! — представил меня герцог Бурбонский своей даме, сразу вернув свой взгляд на ложбинку, открытую декольте.
— Я так и не поняла, как ты его убил, — произнесла она, продолжая таять под взглядом Людовика Бурбонского.
— Своим презрением, — отшутился я.
— А зачем ты снимал доспехи? — поинтересовался Людовик, герцог Бурбонский.
— Я не знал, что он будет сражаться двуручным мечом. Приготовился защищаться от обычного, поэтому пришлось перестраиваться, — ответил я.
— Сражался раньше с такими? — спросил он.
— Этот был первым, — ответил я.
— Ты — венецианец? — спросил он.
— Фессалиец. Это княжество граничило с некоторыми территориями Венеции, — сообщил я.
Видимо, в географии герцог Бурбонский был не силен, поэтому перевел разговор на то, в чем разбирался лучше:
— Младший сын?
— Теперь единственный, — ответил я, — но это уже не важно, потому что наши земли захватили турки.
— Скоро мы разобьем турок, и ты получишь назад свои земли, — уверенно пообещал он.
— Я воевал с турками, поэтому вынужден не согласиться. Они, конечно, не самые лучшие воины, но их слишком много. Боюсь, что за мою жизнь не успеем их перебить, — с грустной улыбкой произнес я.
— С кем еще воевать доводилось? — поинтересовался он.
— Много с кем: татарами, сарацинами, гуннами, ромеями, эпирцами, каталонцами, англичанами, — перечислил я.
— Что скажешь об англичанах? — задал он вопрос, напрочь забыв о даме к ее большому огорчению.
Она обиженно сложила губы клювиком, но не отважилась вмешаться в наш разговор.
— Длинный лук — грозное оружие. Коннице лучше не атаковать их в лоб, а нападать с флангов в рассыпном строю. В лоб пусть бьет пехота, прикрытая большими и прочными щитами, — поделился я опытом.
— Поэтому король приказал мне избегать больших сражений, изматывать врага мелкими стычками, внезапными нападениями, засадами, — рассказал Людовик, герцог Бурбонский.
Самодовольно хмыкнув, я не удержался от хвастовства:
— Это как раз то, что мне нравится и что я хорошо умею делать.
— Сколько у тебя людей? — поинтересовался герцог.
— Два латника и тридцать конных арбалетчиков, — ответил я.
— Это ты тренировал их, когда мы двигались к городу? — спросил он.
— Да, — подтвердил я.
— Я тебя нанимаю на службу. Утром подойдешь к моему интенданту Николя Лефевру и скажешь, что я беру твою руту, — произнес герцог, даже не узнав, собираюсь ли я служить ему, а если да, то на каких условиях.