— Вы бы сели на коней и спрятались за город, — предложил я. — Когда англичане выйдут из леса, мой отряд нападет первым и перебьет лучников, которые скачут в хвосте. Вот тогда вы и ударьте в конном строю. Англичане верхом бьются хуже.
— Они сразу спешатся, — уверенно заявил Оливье де Клиссон. — Поэтому и нам лучше нападать пешими.
— Чем лучше, если у них не будет лучников? — поинтересовался я. — Наоборот, таранным ударом вы прорвете строй, а потом добьете остальных.
— Пожалуй, он прав, — согласился со мной Бертран дю Геклен. — Давай попробуем.
Оливье де Клиссон недовольно гмыкнул, но и на этот раз ничего не сказал, чтобы не показаться трусом.
— Только не появитесь раньше времени или слишком поздно, — попросил я. — Выезжайте сразу после того, как протрубит мой горн.
— Так и сделаем, — заверил коннетабль Франции и приказал своим латникам сесть на лошадей и спрятаться за Пон-валеном.
Англичане ехали без разведки. Усталые кони еле передвигали ноги. Мокрые флаги, прилипшие к древкам, казались одноцветными, серыми. Замыкали колону лучники, которые ехали верхом. Было их от силы человек семьдесят.
Когда последний лучник выехал из леса, я кивнул Анри де Халле:
— Труби атаку, — и ударил шпорами коня.
В руке у меня короткая степная пика. Давненько ей не работал. Только на учениях, когда показывал своим арбалетчикам, как надо управляться с пикой. Скачу на передних лучников. Они, услышав горн, повернули головы в нашу сторону, но продолжают неспешно ехать вперед. Ночной переход измотал их, поэтому не сразу понимают, что приближается опасность. Врубившись, кое-кто спрыгивает с коня и начинает доставать из-за пазухи сухую тетиву, чтобы натянуть ее на лук, а остальные подгоняют коней, чтобы заехать за телеги, спрятаться за них и пехотинцев. Я бью в незащищенную голову, в правый висок, спешившегося молодого парня с простоватым, крестьянским лицом. Англичанин роняет в грязь лук и так и не натянутую тетиву и пытается правой рукой защититься, не понимая, что уже получил смертельную рану. А может, и не смертельную. Раны в голову иногда заживают быстрее, чем в тело. Я бью в спину, защищенную стеганкой, второго лучника, который пытался убежать. Объезжаю телегу, с которой попрыгали копейщики и побежали вперед, к рыцарям, догоняю конного лучника и вышибаю его ударом пики из низкого седла. Рядом Хайнриц Дермонд, Ламбер де Грэ. Мишель де Велькур, Анри де Халле и арбалетчики расправляется с другими англичанами. Лишь человек пять лучников успевают доскакать до рыцарей, которые собрались было отбить нашу атаку, но увидели второй отряд, намного больший, который выехал из-за Пон-валена, и начали спешиваться.
Мои бойцы, действуя согласно инструкции, полученной перед боем, растянулись в цепь метрах в пятидесяти от англичан и начали обстреливать их из арбалетов. Тетивы натирают воском, чтобы не отсыревали, но все равно пенька пропитывается влагой и растягивается, теряет упругость. Крепкую броню болт сейчас не пробьет даже с такой малой дистанции, но не у всех англичан есть такая броня. В любом случае хлопот мы доставим. Я оставил свой лук в Монсе, подумав, что в дождь не пригодится, о чем сейчас пожалел.
Английские рыцари спешились и построились. Копейщики встали за ними. Лошадей расположили сзади, чтобы прикрывали от наших арбалетных болтов. Сделали все это быстро, до того, как на них налетели построенные в два клина, французские, конные латники с длинными копьями. Удар их был силен. Оба клина прорвали строй, но завязли в нем. Впрочем, больше им помешали лошади, что стояли позади строя, чем люди. Английские копейщики побежали первыми. Правда, их сразу обогнали слуги и пажи на лошадях своих сеньоров. Мы напали и на тех, и на других. Следом побежали рыцари.
Это уже было не сражение, а избиение толпы трусов. Так проходит большинство битв. Одна сторона не выдерживает удар и превращается в убойный скот. До последнего бьются редко. Обычно это случается, когда некуда отступить и нет надежды на милосердие победителей. Поэтому монголы всегда оставляли врагу путь к отступлению. Удирающих убивать легче и безопаснее.
Я догоняю рыцаря, который успел сесть на лошадь. Темно-гнедой жеребец резво набирает ход. Я догоняю его и колю коня пикой в левую ягодицу. Почему-то вспоминаю, что стимулом ромеи называли металлический прут, конец которого раскаливали до бела и прикладывали к ягодице лошади, выступающей на скачках, чтобы быстрее неслась к финишу. Темно-гнедой жеребец резко подбрасывает круп, словно собирается кувыркнуться через голову, и вышвыривает всадника из седла. Звон такой, будто на землю упала стопка литавр. Рыцарь упал ниц, плашмя. Наверное, ему сейчас очень больно. Шлем-бацинет с забралом «песья морда» слетел с его головы, открыв длинные волнистые светло-русые волосы.
Я останавливаюсь возле рыцаря, легонько бью его пикой в спину и произношу традиционную фразу:
— Сдавайся или умрешь!
Рыцарь шевелит головой и что-то мычит. Он тяжело переворачивается на бок, смотрит на меня снизу вверх. Лицо испачкано грязью, поэтому не могу понять, сколько ему лет.