Холмс только скривилась ему в ответ, не поднимая взгляда от экрана. Сомнений в том, чьим было это вмешательство, у неё не оставалось. Мультфильм сменился тишиной и монохромной темнотой видеозаписи с камеры наблюдения. В нижнем углу было указано 2:54:33, и переулок снова был пустынным. Мелинда сжала занесенные над клавиатурой пальцы в кулак и раздраженно ударила. Ноутбук пошатнулся на коленях, воспроизведение видео остановилось, поверх него всплыл черный квадрат нового чата.
Она скосила взгляд на Ватсона. Тот сталкивал кусок сливочного масла с ножа в поставленную на плиту сковородку. Разогретая, она отозвалась мягким шипением и поползшим по комнате сладковато-молочным запахом. В животе Мелинды что-то болезненно-остро закрутилось — не голод, напряжение. Почему Мориарти завел речь о Ватсоне? Ткнул пальцем наугад? Хотел сосредоточить её внимание на своей выходке с чеком в Макдональдсе и убедиться, что она видела и поняла суть того сообщения? Или знал совершенно точно, что Мелинда и Ватсон сейчас находились в одной комнате, не более чем в нескольких шагах друг от друга? Мориарти скалился, показывая остроту своих зубов и вездесущесть своих глаз, как сделал это в один вечер в прежней квартире, с яблоком? Она неуютно поежилась, поднимая ноги с холодного пола и кутаясь в пальто.
Откуда он это знал? Знал о возможной заинтересованности душителя в Далси и следил за ней? Следил за Холмс и так узнал о Далси? Предполагал, что Мелинда заплатила Далси или знал наверняка, что она отдала втрое больше, чем Далси брала за ночь? И если знал, то откуда: от самой Далси или каким-то образом сумел установить слежку и в этой квартире? Все эти вопросы наводняли голову Холмс, затапливая собой всё, не оставляя на поверхности ни одного ответа.
***
Сон этой ночью оказался для Джона Ватсона чем-то недостижимым. Сначала его разбудили ворвавшиеся в гостиную Лестрейд и патрульные, и неспокойная мешанина обрывков воспоминаний и полуночного бреда оказалась замещенной не менее тревожной реальностью места преступления. Затем, вернувшись на Бейкер-Стрит, Джон принял долгий горячий душ. Стоя под обжигающими потоками воды в окружении клубящегося белого пара, он попытался прочистить голову и согреться — безуспешно. Забрался в постель, намостив под головой подушки и укутавшись в одеяло с головой, но сон не приходил. Снаружи постепенно начинало сереть, наступало раннее утро, и чем дольше Ватсон ворочался в кровати, тем отчетливее понимал, что отключиться не сможет. А потому решил спуститься на кухню, позавтракать и начать свой день. Он приготовил себе и Мелинде по горячему бутерброду из остатков черствого хлеба и последних ломтей ветчины и сварил по большой чашке кофе, после завтрака намеревался отправиться в ближайший круглосуточный супермаркет, а вернувшись — разжечь камин, потому что без разведенного в нём огня квартира невыносимо стремительно остывала. Но к своему удивлению после горячей еды и большой порции ароматного кофе почувствовал приятную сонливость. Снова поднявшись к себе и предприняв третью за ночь попытку, он наконец уснул.
Но вскоре снова проснулся от нестройно повторяющихся отдаленных глухих ударов. Джон открыл глаза и прислушался. В комнате уже было светло, за окном слышалась дождевая капель, откуда снизу доносился стук. Он то казался гулким и деревянным, то глухим, с металлическим звоном, и Ватсону спросонья потребовалось несколько минут, чтобы понять — кто-то долго и настойчиво стучался в их входную дверь то рукой, то медным дверным молотком. Ещё с минуту Джон лежал и прислушивался, не идет ли кто-то другой — Мелинда или миссис Хадсон — открыть утреннему гостю, но в доме стояла нарушаемая лишь стуком тишина.