Бриллиант из крокодиловых слез

Ованес достал вторую и сложил обе половинки вместе. Они совпали. Конечно, он в этом и не сомневался, потому что на половинке, которую принес Минский, был его собственный отец Степан Невсесян.

Двое мужчин стояли, обнявшись, на берегу широкой реки. Выцветший черно-белый снимок ничего не говорил о том далеком лете с его жарой, но мужчин вполне можно было узнать. Степан Невсесян немного покровительственно поглядывал на Сему Минского. Он и тогда в Ростове был более удачливым, более ловким, более заметным.

Ованес переводил взгляд с фотографии на сидящего перед ним человека.

Тот был не слишком похож на Семена. Только волосы, такие же темные курчавые волосы. Впрочем, не всегда сын бывает похож на отца.

Он вспоминал далекое ростовское детство. Пару раз он встречался с Борей Минским, сыном отцовского друга. Перед глазами возник большеглазый кудрявый увалень… Он или не он?

— Здравствуй, Борис! — Ованес протянул руку.

Минский привстал и быстро схватил протянутую руку, как будто ему бросили спасательный круг.

Нет, определенно он Ованесу не нравился. Эти бегающие глазки, суетливые движения, бисеринки пота на лбу… То, что он не пришел на первую встречу, тоже выглядело очень подозрительно.

— Ты похож на отца, — соврал Ованес, пристально глядя на Бориса. — Просто одно лицо!

— Да? — Тот удивился и покосился на фотографию. — Не знаю, многие говорили, что я в маму…

— Ладно, это неважно. — Ованес понизил голос. — Как обстоит дело с тем?.. Ты знаешь, о чем я.

Собеседник Ованеса подобрался, придвинулся ближе:

— Все в порядке! Но прежде я должен убедиться, что ты приготовил всю сумму.

— Деньги я переведу на счет, как мы договаривались. Сначала покажи мне камень.

— Что же ты думаешь, я хожу по городу с такой бесценной вещью? Давай договоримся на один из ближайших дней.

— А почему бы не сделать это прямо сегодня?

— Сегодня? — В голосе Минского был испуг. — Нет, мне нужно время, я должен забрать камень из тайника. Не волнуйся, буквально один-два дня…

— Вот как? — Ованес постучал пальцами по столу.

Все это ему не нравилось.

Стараясь не выдать беспокойства, он снова взглянул на фотографию.

— А ты помнишь Ростов? — проговорил он мечтательно. — Помнишь, какую рыбу ловили в Темернике? Бычки клевали на пустой крючок! Мы их не успевали вытаскивать!

— Очень смутно, — смущенно проговорил Минский, — я ведь тогда был совсем пацан…

— Да, действительно, — протянул Ованес, — что может запомнить маленький ребенок…

Отец Ованеса в свое время перебрался сначала в Ливан к армянским родственникам, а после в Америку, но из родного города он иногда получал весточки и знал, что Семен Минский до середины 1970-х годов жил в Ростове на Дмитриевской улице. Его сын Борис должен хорошо помнить Ростов-на-Дону. Что-то в его словах явно не сходится. И эти бегающие глаза…

— Ладно. — Ованес взглянул на часы. — У меня сегодня много дел, так что вынужден попросить прощения. Когда будешь готов показать камень, звони по тому же номеру.

Он подал знак официантке, положил на стол деньги и встал из-за стола. Здравый смысл подсказывал, что отсюда нужно уходить как можно скорее. Если на то пошло, то хорошо бы вообще как можно скорее уехать из этой беспокойной страны. Но камень…

Ашот томился за столиком в мучительном раздумье — уходить, не уходить? С одной стороны, делать ему здесь было совершенно нечего: у Ованеса явно деловая встреча. С другой — можно ли уйти, когда он уже сделал заказ? Наверное, так не принято.

Пока он терзался, к его столику как раз вернулась официантка и поставила перед Ашотом большую чашку чего-то горячего.

Ашот хорошо разбирался в кофе. Его тетушки не только замечательно варили кофе по-турецки, но еще и неплохо гадали на кофейной гуще. Правда, племяннику они гадали крайне неохотно, долго вздыхали и охали, разглядывая узоры на стенке чашки, и отделывались ничего не значащими словами.

Так вот, то, что официантка поставила перед ним, меньше всего напоминало кофе.

Как все знают, кофе должен быть черным, как ночь, горячим, как огонь, и сладким, как поцелуй.

Из всего этого набора качеств напиток, который стоял перед Ашотом, обладал только одним. Он, безусловно, был горячим.

Насчет цвета никаких сомнений быть не могло — кофе был не черным, как положено, а белым, точнее, кремовым, причем по его светлой поверхности плавали какие-то разводы.

Ашот слышал, что некоторые странные люди пьют кофе с молоком, поэтому не очень удивился. Он поднес чашку к губам и пригубил.

Вкус напитка его потряс.

Этот кофе был приготовлен не только с молоком, но еще и с жиром и с какими-то странными корешками. Пожалуй, больше он напоминал не кофе, а суп.

Ашот осторожно отставил чашку и поднял глаза на Ованеса Степановича.

Тот оживленно, но негромко беседовал с курчавым мужчиной и одновременно разглядывал какую-то фотографию.

Наконец разговор подошел к концу, причем собеседники явно были недовольны его итогом.

Ованес Степанович подозвал официантку.