Бриллиантовая пыль

– «Преступление и наказание», еженедельник. О Легостаеве тут ничего, зато подробно – обо всех окрестных криминальных делах, ротозействе милиции и чудесах частного сыска. Наверняка в пору ареста твоего дяди тут и о нем была статья. Да я, пожалуй, прямо сейчас туда позвоню. По себе знаю – журналисты торчат допоздна на работе. То материалы строчат, то в Интернете засиживаются, а то от нечего делать травят с друзьями байки или какое событие отмечают.

Он набрал номер телефона, указанный в газете, и, к его радости, на том конце провода бодро откликнулся мужской голос:

– Але, вас слушают внимательно!

– Добрый вечер. Моя фамилия Колыванов. Я журналист из Москвы, хотел поговорить с кем-нибудь из отдела криминальной хроники.

– А кто нужен, парень?

Генка назвал фамилию Стромынова. Когда просматривал газету, сразу обратил внимание – самые интересные, на его взгляд, статьи подписывались именно им.

– Ну так я и есть Стромынов! Говори, что надо?

– Разговор нетелефонный, повидаться бы и поскорее. Дело срочное.

– А деньги есть? – прозвучал вдруг неожиданный вопрос.

Генка приподнял темные брови, откинул волосы со лба и осторожно поинтересовался:

– А что?

– Бери бутылку, можешь – две, и приезжай прямо сейчас, вот что! Ну, подходит такое предложение?

– Очень даже подходит, – мгновенно отреагировал Геннадий. – Скоро буду. Закуски взять?

– Ну а как думаешь? Только рыбу не бери. Лучшая рыба – это колбаса.

– Хорошо, возьму колбасы. И это… – замялся Генка, – девушку возьму, ладно?

– О! Девушка тоже на закуску?

Генка строго кашлянул и скосил глаза на Зою. На том конце провода Стромынов его выразительное покашливание осознал и дружелюбно рассмеялся:

– Шучу я, приятель. Приезжайте, да поскорее, а то в горле такая сушь! Прямо пустыня Гоби…

Зойка, позабыв об ужине, собралась в мгновение ока. Правда, настаивала на том, чтобы снять парик и длинную юбку. Геннадий гаркнул, что розыск на нее еще никто не отменял, а потому она должна соответствовать паспорту Нины Львовны, так что нечего тут строить капризы и пытаться охмурять местную прессу своими худющими коленками. Зойка надула было губы, но в душе согласилась со здравыми Генкиными рассуждениями.

Они забежали в соседний магазин. Зная, что развязать язык журналистам может только щедро накрытый стол, Генка не поскупился на всяческие деликатесы, взял пару бутылок дорогой московской водки и поймал машину.

– Куда? – спросил водитель старенького «Москвича».

Гена назвал адрес.

– Да вы что? Издеваетесь? Тут пешком минут двадцать!

– Во-первых, мы очень спешим, а во-вторых, не знаем, как идти, – пояснила Зоя.

– Приезжие? – смекнул водитель и сразу же заломил с них сто рублей – по здешним меркам сумма немалая. Но ребята не раздумывая сели в машину. Пока ехали, Зоя все пыталась рассмотреть город в сумерках белой ночи.

Редакция «Преступления и наказания» располагалась в старом двухэтажном деревянном особнячке, в стороне от центра, который они проскочили по причине вечернего часа очень быстро. Нижние окна дома были закрыты выцветшими ставнями, а на втором этаже два окна приветливо светились. Через их открытые форточки слышались мужские голоса, смех. Генка прочитал черную треснувшую табличку, гласившую, что здесь находится нужное им издание, толкнул обитую коричневым дерматином дверь и оказался лицом к лицу с охранником. Спросил у него о Стромынове.

– Серега! Тут к тебе пришли! – крикнул охранник наверх.

На втором этаже, откуда доносились те самые голоса, сразу же показался долговязый худой парень с сигаретой в зубах. Опираясь руками на перила лестничной площадки, он посмотрел вниз:

– Ты, что ли, Колыванов?

– Я.

Парень запрыгал вниз через две ступени. Коротко стриженный, с бледным лицом, длинным заостренным носом и глубоко посаженными маленькими глазами. Одет в затертые джинсы и серый свитер. Спустившись к ребятам, он протянул руку:

– Ну, здоров, москвич! А это, значит, та самая девушка? – Он оценивающе разглядывал Зою. – Что, тоже столичная штучка? А? – игриво уточнил Стромынов, подмигивая ей.

– Угу, – буркнул Генка, а Зоя сердито оглянулась на приятеля. «Что значит „та самая“? И что значит „столичная штучка“?» – так и рвалось с ее дерзкого языка. Но она прикусила язык и для пользы дела отмолчалась. Только щеки вспыхнули яркими пятнами – должны же были ее эмоции хоть как-то прорваться наружу.

– Выпить принес? – без обиняков продолжал долговязый, отведя наконец взгляд от Зои.

– А как же! – рассмеялся Геннадий и протянул ему пакет со снедью и бутылками.

Стромынов потерял интерес к Зое и засунул свой длинный нос в пакет.

– О! Чувствую, разговор у нас получится серьезный! – осклабился он. Бутылки в пакете звякнули. – Ну, поднимайтесь! – Он отошел в сторону от лестницы, пропуская ребят вперед и подталкивая Зою за талию. Его ладонь тут же скользнула чуть ниже, по Зойкиной ягодице. Ту аж передернуло, и она чуть было не треснула журналиста по руке, но снова – в который раз! – сдержалась. Однако так полоснула наглеца сердитым взглядом, что долговязый даже поотстал на несколько ступеней.