Бриллиантовая пыль

— Это тот, которого вы с Коробовым того… на лесопилке, — глядя в упор на сидевшего перед ним зэка, сказал Волгин. — Так понятнее?

— Да понял я, понял, — опустив глаза, сдался Рываев.

— Меня интересует, что за татуировки у него были?

— Да он весь был расписан… — неуверенно ответил Рываев. — У него ж ходок-то было…

— Дурака валять не надо!

— Ну была у него одна наколка на пузе. Блатные такие не носят. Надпись перевернутая. Вроде как для того, чтобы самому прочитать.

— Что написано?

— «Одиннадцать петухов».

— Чего-чего? — не поверил Волгин.

— Так и написано, начальник, — заверил Рываев. — Я сам не понял, чего это такое у него. Потому и запомнил.

Пальцы правой руки Волгина, лежащей поверх пистолета, обхватили рукоятку, щелкнул предохранитель, и тут же раздался выстрел. Многолетние тренировки в тире не прошли для Михаила Ильича даром; простреленная голова Рываева сначала рывком откинулась назад, а потом упала на стол между его руками.

Волгин встал из-за стола и распахнул дверь. Четверо подручных Артёма с трудом втащили в комнату грузное тело Коробова. Михаил Ильич достал из кармана платок и, тщательно протерев рукоятку пистолета, вложил его в правую руку мертвого пенсионера.

В то же самое время Хайзаров и Горский азартно обсуждали планы по поиску драгоценностей. После того как Михаил Ильич Волгин сорвался с места и помчался на Васильевский остров, оставшиеся на кухне конспиративной квартиры в Рыбацком компаньоны продолжили держать совет. Убегая, Волгин попросил их обязательно его дождаться, что они ему и пообещали.

Хайзаров, которому все время не давал покоя вопрос о том, откуда вдруг появились два портсигара вместо одного, принадлежащего банкиру Борштейну, попеременно вертел в руках то один, то другой.

— Выходит, что какой-то из этих портсигаров фальшивый, — поделился он своими мыслями с Горским.

— Похоже, что они оба фальшивые, — ответил искусствовед, окинув металлические коробочки наметанным взглядом. — Золото самоварное; вместо камней — цветные стекляшки.

— Да я не о том, — сказал Викентий Львович. — Вот этот, — Хайзаров показал на один из портсигаров, — прихватил из квартиры банкира распутинский секретарь Симанович, а потом заложил его в парижском ломбарде. Внутри были векселя. Вот и инициалы совпадают — «AB» — Арнольд Борштейн. Тогда откуда взялся второй с сохранными расписками на драгоценности? И почему на нем монограмма «ZB»?

— Насчет монограммы не знаю, — ответил Горский, — но меня больше интересует другой вопрос: почему портсигар с расписками, переданный Борштейном утонувшему на «Титанике» адвокату Краузе, потом волшебным образом оказался в тайнике банкирской квартиры? И почему второй портсигар нашли у убитого швейцарского коммерсанта Отто Курца?

— Как вы сказали?! — воскликнул внезапно прозревший Хайзаров. — Курца?!

— Ну да, Отто Курца, — подтвердил Горский.

— Ну тогда все понятно! — победным голосом сказал Викентий Львович. — Знаете, как называлась адвокатская контора Фрица Краузе?.. «Краузе и Курц». Значит, перед тем как сесть на «Титаник», адвокат успел передать портсигар с сохранными расписками своему компаньону. Тот приехал в Петербург, чтобы получить по ним украшения, и попутно решил забрать векселя. Сам Арнольд Карлович Борштейн был тогда болен, и портсигар передал зять банкира — тоже, кстати, Борштейн. Потом Курц погибает в уличной потасовке, а Борштейн-младший вытаскивает у него из кармана портсигар, но не тот, который он ему передал, а другой — с расписками.

— Очень может быть, — согласился Горский. — Ваша версия весьма правдоподобна. Что же касается монограммы, то могу предположить, что первый портсигар, скорее всего, принадлежал кому-то из предков Борштейна, потому он им так дорожил, несмотря на копеечную стоимость самого портсигара. Когда же банкиру пришлось отдать его Краузе как своего рода пароль, то он заказал себе такой же, но уже со своей монограммой.

— Точно! — воскликнул Хайзаров. — К тому же этот скряга пожадничал и второй портсигар тоже велел сделать не из золота и драгоценных камней, а черт знает из чего.

— Не думаю, что он, как вы говорите, пожадничал, — возразил Горский. — Арнольд Карлович был очень богатым человеком. Видимо, для него было важно, чтобы новый портсигар был таким же, как и тот, который он отдал…

В этот момент рассуждения искусствоведа были прерваны стуком входной двери. На кухню, где сидели Горский с Хайзаровым, вошел, не снимая плаща, Михаил Ильич и, ни слова не говоря, уселся за стол.

— Что-то вы долго… — прервал молчание Викентий Львович. — Мы тут вас заждались…

— Пришлось еще в Публичную библиотеку заехать, — сказал Волгин, бросив на кухонный стол потрепанную книжицу.

Викентий Львович взял томик в руки и прочел вслух написанное на обложке:

— Аркадий Аверченко, «Петухов», 1911 год, издательство «Шиповник».

— Это ключ, — пояснил Волгин. — Теперь мы сможем прочесть послание банкира, — Михаил Ильич не без гордости посмотрел на своих застывших с открытыми ртами компаньонов. — Где там у вас этот документ хранится? — спросил он у Горского.