Я не слышал этих слов, но откуда-то знал, что за некоторое время до моего появления доктор их произнес. Мама с врачом не видели меня. Так хотелось обнять маму, успокоить, сказать, что все в порядке, но я понимал, это бесполезно, и не пытался дать знак, что нахожусь в комнате.
— Послушайте меня, прошу вас, — бархатистым голосом произнес доктор. — Постарайтесь смириться и осознать: уйти — наилучший выход для мальчика.
Мама медленно подняла голов и отняла руки от лица. Смотрела на врача, словно не веря, что вправду слышит его. Доктор не заметил выражения ее глаз и продолжал:
— Ведь это не жизнь, а сплошная мука. Подумайте, он не сможет выучиться, не создаст семью, не освоит профессию. Да что семья и профессия! Мальчик обречен на зависимое, унизительное существование. Он никогда не встанет на ноги, не произнесет ни слова, не…
— Давид, — негромко сказала мама.
Я подумал, не зовет ли она меня, но ошибся.
— Простите, как вы сказали?
— Моего сына зовут Давид. Вы никогда не называете Давида по имени, всегда только «он», «мальчик», «ваш сын». Как будто отказываете ему в праве на определение, не признаете личностью, подобной вам.
— Постойте, вы меня не поняли! Неверно истолковали…
— Так вот, доктор, у Давида есть имя, — не слушая его, продолжала мама. Она поднялась с кресла, больше не плача. Глаза ее сверкали. — А еще у него есть будущее. И надежда. И право на достойную жизнь.
Мама наступала на доктора, он пятился.
— Давид — личность. Он человек получше многих, и уж точно получше того болвана, который стоит сейчас передо мной и разглагольствует о том, о чем понятия не имеет.
— Что вы себе…
— Прочь из моего дома. И больше не приходите, мы не нуждаемся в ваших услугах! Я на пушечный выстрел не подпущу вас к моему ребенку.
Доктор, бормоча себе под нос, выкатился в прихожую.
— Давид выздоровеет! Он будет жить!
Мама кричала, и я понял, что не могу ее подвести. Я поправлюсь.
Больше ничего не помню. Но утром, когда я проснулся, мне было лучше, а мама сказала, что отныне меня будет лечить доктор Милетич. Прежнему доктору пришлось уволиться, потому что они с мамой по-разному смотрят на вопросы моего здоровья.
Как вы понимаете, я выздоровел. И с тех пор делал все, чтобы мама мной гордилась.
Второй случай произошел менее года назад. Я подавился, когда ел. Избавлю вас от стыдных и неаппетитных подробностей, просто поверьте: я задыхался и едва не умер. Сиделка, кормившая меня, растерялась, все могло кончиться плохо, не появись вовремя массажист, который случайно пришел раньше назначенного времени. Как выяснилось, перепутал часы.
Смерти удалось избежать, но из тела меня все же выбило. Вроде бы на короткое время, хотя мне показалось, что прошли не одна-две минуты, а около часа.
Ничего особенного в тот раз я не увидел, никаких разговоров не услышал. В сознание запало лишь ощущение, что мне случайно отрылось обстоятельство, о котором я не должен был знать.
Какое? Кого оно касается? Не вспоминается, хоть убей.
Я оказался во дворе, увидел маму, которая сидела в машине с какой-то бумагой в руках. Потом она вышла из автомобиля и направилась к дому. Мама была у врача, у стоматолога. Она говорит, у нее железное здоровье, только зубы подводят, приходится ходить и пломбировать. Очень хорошо, что у мамы отменное здоровье, она не болеет и не страдает; довольно того, что ей приходится беспокоиться обо мне.
Мама шла по двору, на ней было синее платье и кремовые туфли. Вот она поднимает взгляд на окна и…
И на этом все. Я пришел в себя в спальне. Мама была рядом, смотрела на меня, гладила по волосам. Одета она была в синее платье, которое я видел раньше, во время своего «полета».
— Привет, Давид, — сказала мама и улыбнулась, хотя я видел, что ей хочется не смеяться, а плакать. — Ты справился. И всегда будешь справляться.
Мне тоже хочется плакать, когда я думаю об этом. Не понимаю, почему!
Не от счастья, что выжил. И уж точно не от жалости к себе. Тогда почему?
Ладно, это к делу это не относится.
Надеюсь, сумел убедить вас: мои видения реальны. Словосочетание необычное: видения — и вдруг реальны! Но что есть, то есть.
А мы подобрались к моему недавнему, третьему путешествию.
Глава третья
Я почувствовал неладное, как только Боб привез меня в ванную.
Она просторная, светлая, мне всегда было здесь комфортно. Но в тот раз захотелось убраться подальше, словно в ванной затаилось чудовище, готовое наброситься, растерзать. Прежде ничего подобного я не ощущал, постарался подавить страх. Рядом был Боб, чего бояться!
Боб не только отличный специалист, но еще и особенный человек. Я не сразу это понял, долго думал, будто он (прости, Боб!) недалекий простачок, не блещет начитанностью и образованностью. Теперь знаю, как сильно ошибался. Боб — человек светлой души, а это встречается куда реже и ценится гораздо выше, чем полученные дипломы и прочитанные книги.
Знаю, мама сейчас злится на Боба, но это потому, что она еще не знает правды о случившемся. Я непременно объясню ей, а пока запишу в свой мысленный дневник.