Бриллиантовый маятник

— Скажите, Семёнова, а как стояла мебель в этой комнате? — спросил Шумилов, помня, что расстановка стульев, кресел и дивана служила одной из улик против Мироновича.

Семёнова озадаченно посмотрела на Шумилова. Было видно, что она не понимает вопроса.

— Да какая разница? Вы надо мной смеётесь, что ли? Не помню я! — в её голосе проскользнули нотки раздражения.

— Вы переставляли стулья и кресло? — вмешался Боневич.

— Нет, нет и нет, ничего не двигала, — как — то с раздражением произнесла она, — Мне незачем было здесь что — то двигать.

— Итак, Вы потащили тело сюда…продолжал Боневич.

— Да, волоком, за подмышки. Сарра не трепыхалась, в шоке, видать, была.

— Как Вы положили тело?

Она, став сбоку от подлокотника, показала жестами и объяснила словами: спиной вниз, головой на подушку сиденья, ноги на подлокотнике, сама навалилась сверху, почти легла.

— Я ей платок носовой в рот засунула, чтоб она не кричала. Она пыталась платок вытолкнуть, а я ей рот прижимала и голову вниз, чтоб она не смогла вырваться. — добавила она в самом конце; голос Семёновой был тусклый, равнодушный.

— А зачем Вы вообще положили тело в кресло?

— А как же мне следовало её душить? На полу, что ли? — с сарказмом в голосе отозвалась Семёнова.

— Да хоть бы и на полу, — промолвил невозмутимо Боневич. Он никак не отреагировал на насмешливый тон женщины.

— Оденьте широкую и длинную юбку, лягте в ней на пол, а потом попробуйте быстро встать! Я посмотрю как это у Вас получится…

Шумилов полностью и безоговорочно поверил в эту минуту Семёновой. Она только что прекрасно объяснила внутреннюю логику преступления, зашифрованную в обстановке. Мужчине было всё равно, где душить свою жертву — на полу или в кресле. На полу, наверное, даже удобнее, поскольку там мужчина мог в полной мере использовать своё преимущество в весе. Но женщине удобнее было бороться с жертвой именно в кресле, поскольку в этом случае нападавшая могла всё время оставаться на ногах, благодаря чему лучше контролировала ситуацию.

— Что было потом? — не отступал Боневич.

Семёнова прошла из комнаты в кухню, все потянулись за нею. Там она продолжила:

— Стала тут под окном, увидела, что у меня руки и манжеты в крови. Вымыла руки. Манжеты отстегнула, сунула в сумку, гирю тоже убрала. Погасила лампу.

— Что было дальше?

Семёнова двинулась в большую комнату, где помещалась собственно касса. Подошла к столу, стала выдвигать ящики.

— Я приступила к поиску денег. Тут были деньги, а тут — векселя. Я взяла пачку, стала сбоку от окна и в свете фонаря стала рассматривать.

— Вы их забрали? — задал уточняющий вопрос Боневич.

— Да нет же, только один, остальные были просрочены.

— Попрошу Вас подробнее остановиться на этом, — вмешался Шумилин, — Я уже второй раз слышу от Вас, что Вы не стали брать просроченные векселя. Объясните, почему?

— В самом деле, почему? — повторил вопрос Боневич, — Просроченный вексель отнюдь не пустая бумажка: это долговой документ, который может быть обращён к принудительному взысканию. Это означает, что заёмщик пропустил момент добровольного досрочного погашения векселя и теперь выплата долга должна быть произведена безусловно. Любой суд встанет на сторону векселедержателя. Именно поэтому просроченные векселя широко продаются, покупаются и закладываются. Объясните, почему Вас они не заинтересовали?

Семёнова захлопала глазами и вдруг приобрела какой — то на редкость оглуплённый вид:

— Миша не велел…

— Кто такой Миша? — не понял Боневич.

— Подождите, господин Боневич, это пока несущественный вопрос, — остановил его Шумилин, — Объясните, Екатерина Николаевна, а почему Миша не велел брать просроченные векселя?

— У Миши был план. Он считал, что просроченные векселя нельзя будет пристроить по ссудным кассам. И в суд с ними нельзя будет обратиться. А вот если взять непросроченные, то он их сможет пристроить.

— Каким это образом? — спросил Шумилин, хотя он уже знал, каким именно образом Михаил Безак намеревался «пристраивать векселя».

— За четверть стоимости вернуть заёмщику… ну, то есть вернуть назад за меньшую суммую, чем человек должен.

Шумилов понял, что только что услышал от Семёновй очень важное свидетельство активного участия Безака в преступлении. Только мужчина мог реализовать тот план, который изложила Екатерина; понятно, что из неё переговорщик был никудышний.

— Так — так — так, — Шумилин почувствовал, что на языке у него вертится вопрос, который надо непременно задать, вот только сформулировать его следовало правильно, — А что, Екатерина Николаевна, Ваш друг Миша Безак уже пристраивал подобным образом векселя? — Да, у него был такой опыт. Выигрывал в карты у молодёжи, просил выписать вексель, потом предъявлял его родителям. Его ведь именно за это из армии изгнали. Он и потом промышлял этим делом. У него целый склад был таких «карточных» векселей, штук пять, не меньше. Он их закопал…

— Закопал? — Шумилову показалось, что он ослышался.

— Да, в кадку с фикусом. У нас на квартире. Положил их в жестяную коробку из — под германских конфет и закопал.

— Вы хотите сказать, что эта коробка до сих пор там? — уточнил Шумилин.