Старик протянул второй стакан мне и тут же принял через окно очередной, на две трети наполненный стакан.
– Я не пью! – Я оттолкнул руку Архиереева, часть жидкости из стакана расплескалась ему на руку. Запахло этиловым спиртом.
– Ах ты, паршивец! – возмутился Архиереев.
– Все не пьют. Разве я пью? – поддержал приятеля Георгий и сунул мне под нос стакан. – Пей!
– Не буду! В жизни не пил, тем более водку.
– Сколько тебе лет? Двадцать три? Двадцать пять?
– Двадцать два, а хотят женить на тридцатидвухлетней!..
Припомнив Канкасову, я снова ощутил мучительную боль в рёбрах.
– Водка обезболивает, – проговорил Георгий.
– Можно жениться хоть на чёрте, лишь бы девушка была хорошая! Вот, к примеру, Осип…
Архиереев не договорил, решив сначала опорожнить свой стакан. Поощряемый Георгием, сделал половину осторожного глотка. На языке повисла горечь. В голове возник туман. Боль, действительно, как будто бы ослабла.
– А теперь остальное. Вдохнуть – и одним махом! – наставлял меня «непьющий» Георгий.
Тут-то я и вспомнил о закуске.
– А закуска ещё в реке плавает, – хитро улыбаясь, произнёс возникший в окне Осип. – Вы не знаете, какая у нас рыбалка.
– А охота! – добавил Архиереев. – Вот товарищ Лотис… – Он указал на Георгия. – Осуществляет за всем подстреленным и выловленным государственный надзор.
– Я, в общем-то, не увлекаюсь… горожанин… – смущенно заметил я.
Язык уже плохо слушался, и я, позабыв о боли, сосредоточился на тщательном выговаривании слов. А ведь мне предстоит разговор с матерью!
– Девушка! Послушайте! Скоро ли дадите Москву?
– Ещё минут тридцать, – отозвались из-за прилавка. – Вы бы всё-таки не пили тут. Отправляйтесь в сквер или на лестницу, пожалуйста. Пусть вас оттуда милиция забирает. Конечно, товарищи Архиереев и Поводырёв почётные наши граждане, но вдруг кто-то заглянет. Что тогда?
– Тогда надо торопиться! – сказал Осип и отошёл от окна к своему рогатому другу.
Я вытянул шею, надеясь увидеть, как он сядет в седло и поскачет по улице достаточно цивилизованного, в общем-то, посёлка верхом на олене. Я ведь и сам совсем недавно… Воспоминание о падении вследствие полученной травмы опечалило меня. Я со стыдом почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы, которые я просто не в силах сдерживать.
– Как-то мы неправильно пьём, – заявил Георгий внезапно.
– Без закуски? – шмыгая носом, спросил я.
Георгий погладил меня по груди ладонью. Ладонь у него маленькая, почти женская с аккуратно остриженными ногтями. И тёплая, как грудь Канкасовой.
– Понимаешь, нас четверо, – проникновенно произнёс ветеринарный врач. – А должно быть трое. Что такое одна бутылка на четверых здоровых мужиков? Впрочем, я-то не пью.
– Я тоже! Только вот товарищ Осип ускакал на своём олене и теперь нас ровно трое.
– Ты предлагаешь мне сбегать в магазин за ещё одной бутылкой? Ах ты, дурашка московская! Да знаешь ли ты, что в наших краях водки просто так не достать?
В этот момент в окне снова возник Осип с бутылкой. Этикетка показалась мне знакомой, впрочем, я слишком плохо разбираюсь в водочных этикетках.
– Как? Разве вы не ускакали? И откуда это?.. – Я указал на бутылку.
Жители посёлка Ч. почему-то восприняли мои слова как шутку и рассмеялись. Все, включая женщину за прилавком переговорного пункта и малыша на её коленях.
– Я никогда не вожу с собой по одной, потому что одной всегда мало. Верно, капитан? – улыбаясь, проговорил якут.
– Разливай. Чего время тянуть, – ответил Архиереев.
– Я не пью, – на всякий случай напомнил Георгий.
– Я тоже, – безо всякой надежды поддержал я.
Осип разлил бутылку на четыре одинаковые части. На этот раз была предложена и закуска – тонко нарезанное вяленое мясо.
– Медвежатина, – пояснил Осип. – Георгия рук дело!
Он с явной гордостью указал на довольно тщедушного с виду ветеринарного врача.
– Ты не смотри, что он щуплый с виду. Седьмой ребёнок в семье ссыльных. В детстве недокормили. Маленький, но проворный и злой.
В этот момент я, пожалуй, впервые внимательно посмотрел на Георгия. Действительно, рядом с нами троими – крупными, широкоплечими мужиками – он выглядел субтильным подростком.
– …Но он ловкий и, главное, злой… А в охоте главное – свирепость и настойчивость… – продолжал Осип. – Я читал о французском императоре Наполеоне Бонапарте. Так тот тоже был небольшого роста, ещё меньше, чем наш Гоша. И учёный по математике. Так вот наш Гоша тоже учёный. Закончил ветеринарный институт! Гоша – наш тойон.
– Хватит трепаться, – буркнул Георгий, одним духом опрокидывая стакан. – И ты пей, Осип!
Осип послушно выпил. Моя попытка повторить его «подвиг» закончилась полным фиаско. Захлёбываясь и кашляя, я получил от Георгия несколько чувствительных ударов между лопаток. Тут уж пришлось вспомнить и о боли в груди.
– Допивай! Анестезия! – Георгий поднёс к моим губам недопитый стакан.
– За тойона! – рявкнул Архиереев.
Женщина из-за прилавка зашикала на нас, а через пару минут она же объявила: «Москва на проводе. Третья кабина». И Георгий при помощи Архиереева проводил меня к телефонному аппарату.