Бриллианты безымянной реки

В кабинке пахло мебельным лаком и слезами, но трубка аппарата приятно холодило мокрую от слёз щёку.

– Мама! – крикнул я в микрофон.

– Гамлет!

Услышав знакомый голос в динамике, я зарыдал пуще прежнего.

– Гамлет! Что случилось? Ты нашел его?

– Мама!

– Клавдий признался мне… Я допрашивала с пристрастием, как энкавэдэшник…

– Мама, молчи! Это не телефонный разговор. Сейчас я просто продиктую тебе цифры. Это широта и долгота. Запиши их! Просто запиши.

– Гамлет, какой-то голос у тебя странный. Скажи мне, что ничего не случилось, сынок.

– Ничего не случилось. Просто мы немного выпили. Ты готова записывать?

– Выпили? Там можно достать хорошего вина?

– Не знаю. Мы пили водку, но и её здесь непросто достать. И ещё: передай Цейхмистеру, что я нашёл Архиереева.

– Кому? Кого?

– Мама! Диктую координаты!

Я раскрыл ладонь. Клок газетной бумаги, приклеенный к ней, измялся и намок, но цифры читались.

– Ты записала, мама? Это очень важно. Почему – скажу при встрече.

– Записала, сынок! Когда ты возвращаешься? Клавдий говорит, что обратного билета ты не брал. Эта новость поразила меня, ведь я была уверена, что…

Она говорила ещё что-то. Говорила слишком долго и слишком громко. Мне пришлось убрать динамик от уха. Она кричала, чередуя жалобы с укорами и совершенно не заботясь о том, что жену самого товарища Цейхмистера сейчас слушают все телефонистки от Москвы до Ч.

Моя мать всегда и во всём уверена. Главным образом, она почему-то уверена в своём Цейхмистере. А ещё она уверена в собственных суждениях, основанных, как правило, на непроверенных фактах. Мать привыкла к комфорту и послушанию. Семейный комфорт и моё послушание составляют привычный для неё образ жизни. И ещё опека Цейхмистера. Всякое покушение на семейный уклад она воспринимает как трагедию. Вот и сейчас она негодует на собственного мужа и меня. Сложившиеся обстоятельства оторвали её от привычных размышлений о фасоне нового платья, меню субботнего обеда и билетах в театр Маяковского на закрытие сезона 1971–1972 годов.

– Когда ты возвращаешься? – требовательно спросил динамик.

По сложившейся традиции, мать сама ответила на собственный вопрос:

– Я жду тебя к концу недели.

Я рассмеялся сквозь слёзы. Она ждёт меня к концу недели, а сегодня ведь уже пятница. Выходит, с учётом разницы во времени, я должен вылетать немедленно. Водка умножила моё пошатнувшееся от перенесённой боли мужество:

– Я остаюсь в Ч. до выяснения всех обстоятельств, связанных с гибелью моего отца!..

– Твой отец, Клавдий Васильевич, сейчас в Москве, в своём кабинете…

– Я Гамлет Гамлетович, а не Гамлет Клавдиевич. Я – чистокровный армянин…

– Как ты можешь говорить такое, да ещё по телефону?!! Это национализм и…

– Ты предала память моего отца!.. Тебя интересуют только твои платья и рестораны!.. Тебе наплевать на мои страдания!..

– Как смеешь ты обвинять меня?..

– Как армянин и мужчина, я имею право!..

– Тебя ждёт дипломная работа!.. Тебя ждёт Анна!..

Вот оно! Наконец-то она сказала о главном! Они с Цейхмистером договорились женить меня на Канкасовой, и мою мать не смущает, что я стану третьим её мужем. Это при живых-то двоих!

– Не бывать по-вашему! На Канкасовой я не женюсь!

– Что ты говоришь, сынок? Анна так тебя любит! Только о тебе и говорит! Позвони ей. Закажи разговор за мой счёт. Гамлет! Ты слышишь меня? Позвони отцу! Прежде чем что-либо предпринять, посоветуйся с Клавдием Васильевичем!

– Передай… Впрочем, не передавай! Я ставлю тебя в известность о том, что останусь в Якутии до выяснения всех обстоятельств гибели моего отца!

И тогда она сказала главное:

– Твой отец был врагом народа. Мы оба, и ты, и я тоже, пострадали за него. Если он и расстался с жизнью, то не погиб, а получил по заслугам, как полагается врагу народа. Что тут ещё выяснять?

Вне себя, будучи не в силах попрощаться с родной матерью, я бросил трубку на рычаг. Душные объятия телефонной кабины разомкнулись и я вывалился на относительно свежий воздух переговорного зала. Женщина за прилавком сидела в наушниках, уткнув лицо в макушку своего притихшего сынишки. Без сомнения, она слышала крики моей матери о врагах народа. Трое моих собутыльников стояли передо мной в ряд, как солдаты на плацу. На их таких разных лицах я прочёл одинаковое выражение вполне искреннего сочувствия.

– Мне кажется, она была пьяна, – проговорил Георгий. – Вы, армяне, слишком уж горячи. Стоит ли так расстраиваться из-за пустяков?

– Не пей вина, Гертруда, – произнёс Осип.

– Откуда вам известно имя моей матери? – промямлил я. – Да, она любит «Хванчкару», хоть и гордится тем, что чистокровная армянка.

– Не волнуйся. В наше время сыновей врагов народа уже не наказывают. Хотя… – проговорил Архиереев.

– Что? – насторожился я.

– Мы знавали и другие времена.

– Вот, прими.

Георгий достал из кармана облатку и сунул её мне в ладонь. Мои попытки разобрать название препарата не увенчались успехом. В глазах мутилось. Желудок готовился к бунту.

– Лучше ещё водки, – проговорил я.

– Тебе необходим покой. Сейчас рёбра не болят, потому что водка даёт эффект анестезии, но покой необходим. Принеси воды, капитан.