Бриллианты безымянной реки

– Возможно, они с Осипом увлеклись рыбной ловлей… – уклончиво заметила я.

Сейчас Георгий побежит к Осипу и будет там шпынять и корить московского гостя за невнимание ко мне. И тот потащится к моему крылечку поневоле, станет скучать или досадовать.

Заметив мою горечь, Георгий потеплел. С самого детства и по сей день он готов уступить мне лучшие игрушки, выполнить любой каприз, сделать всё, не постоять за ценой, не посчитаться со временем.

– А ты бы рассказала ему свои сказки, – мягко проговорил он. – Можно ради такой цацы и новую сочинить.

– Можно, но бабушка объявила недельный перерыв…

– Понятно. Бережёт здоровье. Ну, я побежал…

Соскочив с крылечка – одним прыжком через три ступеньки, вот ловкач! – он пустился прочь по тропинке.

– Жорка!

Он обернулся.

– Пожалуйста… не стоит… Я сама не своя. Думаю, он не любит меня. Вспомни, каким становится моё лицо, когда я хожу.

– Ах, вот оно что! Любовь… – Георгий застыл, словно о чём-то задумался. – А мы-то определили для него иное предназначение.

– Какое?

– Не важно… Всё ещё можно отменить. Дадим ему ещё один шанс! Только…

– Что?

– Это интеллигенция, понимаешь?

– Не понимаю. Что значит интеллигенция?

Георгий сделал несколько шагов вспять. На лице его появилась озабоченность. Как обычно, самое важное он хотел сообщить мне на ухо, словно мы не в глухой тайге, а в многолюдном Доме культуры города Ч., где всяк другого знает, где любому внятен каждый твой вздох, где невозможно укрыться от любопытных, оценивающих взглядов.

– Послушай, – прошептал он. – Это интеллигенция. Как только ты распахнёшь ему объятия…

– Что? Думаешь, ударит?

– Плюнет на башмак, а это ещё неприятней.

Брат убежал, оставив меня в раздумьях. Вскоре я вновь услышала рёв рыбнадзоровского мотора.

После отъезда младшего брата Гамлет действительно являлся пару раз. Его напускная галантность стоила мне многих одиноких слёз. Ах, почему в романах так превозносят мужскую галантность? Искренняя любовь брата, Осипа или бабушки согревает сердце, помогает жить, в то время как галантность – это камуфляж, за которым скрывается душевная холодность, шаткий мостик, перекинутый через бездну отчуждения, на дне которой ад. Ступи на него – и непременно провалишься в преисподнюю.

Гамлет галантно раскланивался и убегал в облаках гнуса, ссылаясь на неотложные дела. Казалось, он вовсе перестал бояться укусов кровососов, и мой тихий мирок, купол благополучия, воздвигнутый надо мной искусством бабушки, не удерживал его. Суетные занятия, такие как рыбная ловля или поиск драгоценных камней, казались ему привлекательнее моей красоты. И тому и другому обучал его Осип, прививая привычку жить в одиночку в диких местах.

Гамлет рассказывал мне о своих приключениях: «Представьте! Однажды я нашёл в брюхе пойманной щуки драгоценный камень. Кажется, это был аметист, но я не уверен» или «Буквально вчера, в этой самой роще, в пятнадцати шагах от твоего дома, я видел настоящего огромного медведя! Видишь, там малинник? Да что я спрашиваю, глупец! Ты же здесь всё знаешь! Я хожу туда каждое утро по малину, и однажды увидел медведя. Я испугался. Хотел бежать к тебе. Тут ведь буквально пара шагов, но медведь ел малину. Я его не интересовал. Он огромный, рыжий, и мне показалось, что он очень стар. Так бывает?»

О да! Гамлет действительно мог видеть Эhэкээна, который также нередко приходил меня навещать. Меня опечалило иное: он бывал в малиннике, в пятнадцати шагах от моего дома, и не заглянул, не поинтересовался мной. Беседуя с ним уже не первый раз, я никак не могла понять, перешли мы на «ты» или нет. Делясь своими впечатлениями об окрестностях речки-богачки – это название нашей безымянной речки он перенял у младшего брата – Гамлет забавно таращил свои глубокие глаза и в запале иной раз говорил мне «ты». Но как только речь заходила о его Москве, об оставленной там семье, друзьях, увлечениях, он тут же становился отчуждённым. Его «вы» жгло льдинкой между лопаток, уводило в царство Белого быка Чысхаяна[34] на берег ледяного моря. Всякий раз после его ухода я испытывала горькое чувство заброшенности и одиночества. Точно такое чувство я испытала, когда умерла мама. Отца-то я плохо помню.

В отсутствие Гамлета, как это заведено у влюблённых, я продолжала вести нескончаемый диалог с ним. Воображение рисовало мне картины нашей близости. Вот я рассказываю ему о тех времена, когда в посёлке Амакинской экспедиции кипела жизнь. Тогда ещё жива была моя мать, и старшие её дети жили в этом самом крошечном домишке под одной крышей со мной. Теперь от всей семьи осталась только Изольда, которая старше меня на один год, да самый младший из всех – Георгий-последыш, случайно рождённый нашей матерью через пять лет после меня. В воображении своём я рассказывала суженому о тех временах, когда была ещё здорова и могла купаться и плавать в нашей холоднючей речке, когда вместе с Изольдой и старшими братьями помогала геологам в камералке.