Бриллианты безымянной реки

– Ты помешал моим занятиям. Я мог бы расценить твоё поведение как оскорбление, но я пытаюсь утолить твою страсть. Послушай же. Мне до сих пор непонятно, кто так мастерски раскочегарил твою ненависть ко мне, но этот неизвестный должен был рассказать тебе и о «Дальстрое»…

Так Цейхмистер в очередной раз повторил слово «Дальстрой».

– Ты в третий раз говоришь мне о каком-то «Дальстрое». Зачем?

– Не третий, а второй. А первый раз ты услышал это слово от кого-то другого.

Цейхмистер вперил в меня свой неестественно трезвый взор. Странное дело, ещё сегодня утром, покидая нашу огромную квартиру на Ленинском проспекте, я был уверен в своей любви и уважении к этому человеку. Именно уважение к нему являлось краеугольным камнем моего бытия. И вот воздушный замок растаял после непродолжительного разговора. С кем?!

Коньячный дурман рассеялся, явив перед моим мысленным взором остренькое с неприметными чертами личико моего мучителя. В русском народе таких лиц тысячи. Они неотличимы одно от другого. Тут же послышался и тихий голос: нейтральные интонации, хорошо поставленная речь, будто зачитывает тезисы съезда милиораторов какой-нибудь отдалённой от Москвы области.

– «Дальстрой» – место ссылки Гамлета Тер-Оганяна, – веско произнёс Цехмистер, и я вздрогнул, услышав собственное имя.

– Да, помнится, он что-то похожее упоминал. Но главное: место ссылки отца было удалено от места ссылки матери и потому они потеряли друг друга из вида.

– Не только это. Гамлет Тер-Оганян не был реабилитирован.

Вот! Он опять произнёс моё имя.

– Но почему?!! Разве это справедливо?!! Разве по закону?!! Разве по-людски?!! – вспылил я.

– О человеческой или, как ты выразился, людской справедливости у нас не принято говорить. У нас есть только Партийная справедливость, а Партия всегда права.

Слава «партийная» и «партия» Цейхмистер произнёс с особым нажимом, и мой пыл мгновенно, в который уже раз за этот день, угас.

– Но по-людски можно… это возможно…

Теперь он смотрел на меня с непонятной жалостью. Почему?!!

– Не горячись. Я объясню. Знаешь ли ты, что такое жизнь при коммунизме?

– Знаю…

– Чисто теоретически. А я при коммунизме пожил. Там, в тайге, разведывая створы будущей Вилюйской ГЭС, мы жили при коммунизме. Каждый работал по мере сил и получал всё необходимое для жизни. До конца апреля нам доставляли необходимое по зимнику, но с таянием снегов в Якутии дороги исчезают. Вскоре от провизии, захваченной из Мирного, в нашем распоряжении остались соль, сахар, мука и крупа. В остальном мы вели натуральное хозяйство. Хозяйственной частью заведовал эвенк Осип Поводырёв. Благодаря ему на нашем столе всегда были свежие мясо и рыба.

Заметив мою обиду и нетерпение, он переменил направление разговора.

– Знаешь ли ты, что такое вечер у костра в кругу верных товарищей? Нет, не говори мне о туристических прогулках по Крымским горам. Я о другом. В дикой тайге, где нет спасательных команд и поликлиник, наше благополучие, успешная работа и сами жизни находились в прямой зависимости от товарищеской взаимовыручки, от честности и порядочности, от готовности прийти на помощь друг другу. В 1958 году на Берегах Вилюя родилась своеобразная общность, коммуна. Это больше, чем родственная связь. Крепче, чем дружба. Мы обходились без телевидения и радио, без газет и книг. Вечерами, располагаясь у палаток, вокруг костра, мы рассказывали разные истории, и, заметь, как потом оказалось, среди нас не было стукачей. Даже Архиереев…

– Да что такое этот Архиереев?!! В который уже раз ты говоришь о нём и ни слова о моём отце!

– Архиереев закончил службу на «Дальстрое» в звании капитана, а это большой начальник. Там не было зон и колючей проволоки, потому что бежать особенно некуда. Но конвой всё-таки был. Архиереев командовал конвоем. Теперь понимаешь?

Я притих, ожидая продолжения. Цейхмистер же выдержал паузу ровно по Станиславскому. Наверное, ему доставляло удовольствие смотреть в мои воспалённые глаза. Ещё сегодня утром я был уверен не только в его безусловной любви ко мне, я и сам, как мне казалось, любил его всей душой. И вот обаяние наших взаимных чувств разрушилось под ударами нескольких, возможно, не вполне искренних фраз. Так я променял свою любовь к Цейхмистеру на чувство вины перед совершенно незнакомым человеком, с которым у меня нет общего прошлого и не будет общего будущего, а есть только имя и фамилия: Гамлет Тер-Оганян.

Наконец, Цейхмистер снова заговорил:

– В один из вечеров мы решили отметить успешную проходку очередной скважины. Ты не знаешь, для чего бурят скважины при разведке створов плотин?

Могут ли вежливость и обходительность компенсировать внезапную нелюбовь? Возможно. На некоторое время. Вот я и решил быть с Цейхмистером вежливым и обходительным, делая вид, будто поглощаю хорошо известную мне информацию. Цейхмистер же минут пятнадцать разглагольствовал исключительно об особенностях геологических изысканий при проектировании и строительстве различных объектов, в том числе и гидростанций прежде, чем вернуться к основной теме.