Вместе с волною военной новой эмиграции в литературу русского зарубежья проник и новый персонаж – современный подсоветский русский человек. Это произошло не сразу. Началось с тех, совсем еще недавних лет, когда новая эмиграция, вернее, ее интеллигенция, смогла вылезти из щелей, в которых ее загнал страх перед репатриацией, и подать свой голос в печати – выразить самих себя и однородные себе элементы, волею судеб оставшиеся за Железным занавесом, их мышление, их чаяния, их стремления, их религиозно-моральное кредо, их пока еще смутные политические представления…
Этот новый персонаж – современный подсоветский русский человек во всем его многообразии – внедрялся в литературу зарубежья с большим трудом, преодолевая преграды утвердившихся о нем косных представлений, разрушая созданные в течение трех десятилетий отрыва от России мифы. Это вполне понятно. Эмиграция двадцатых годов принесла в литературу русского зарубежья представления, порожденные именно тем периодом жизни русского народа и дальнейшего процесса его исторического развития; она не знала, следовательно, и не могла отразить его. Большая часть литературных сил эмиграции попросту отошла от современной русской тематики, погрузившись полностью в воспоминания о прошлом и, пожалуй, эта часть поступила всего правильнее. Другая, меньшая, попыталась всё же показывать читателю современного русского человека, пользуясь вынесенными в двадцатых годах впечатлениями. И в результате… «занесло тебя снегом, Россия»… а мы же – зарубежные литераторы, – являемся единственными хранителями славной русской литературной традиции. Так думало и утверждало в публицистике большинство «прогрессивных» литераторов. Да и до сих пор, надо сознаться, продолжает думать, хотя выражает эти думы уже со значительно меньшим апломбом и не столь громко. Чаще даже иносказательно, вроде И. Одоевцевой в ее лживом, халтурном и пошлом романе «Оставь надежду навсегда».
Но вслед за пробившим толпу сопротивления С. Максимовым в литературу зарубежья вошел ряд новых имен: Л. Ржевский, С. Юрасов, Свен, Б. Башилов, углубленный в поставленных им проблемах души современного русского человека Н, Нароков и многие другие, к числу которых беспрерывно добавляются имена «новейших» – Г. Климова, а теперь Бориса Ольшанского[113]
, написавшего прекрасную книгу «Мы приходим с Востока».Будет большой ошибкой смотреть на это произведение Б. Ольшанского, только как на записки участника и очевидца Второй мировой войны. Таких свидетельств мы имеем уже много в нашей литературе. Большая часть их правдива, искренна, но вместе с тем поверхностна. Авторы описывали виденное ими, закрепляя свое и читателя внимание на наиболее ярких моментах, на самых характерных, самых четких персонажах прошедшего перед ними исторического фильма, в силу чего простой, обыкновенный, повседневный человек оставался в тени, вне их внимания, а, следовательно, и вне поля зрения читателя.
Но разве возможно судить, например, об эпохе Наполеона лишь по нему и его маршалам? Или рисовать его историческую антитезу – Россию только с портрета Кутузова и героев Бородинского боя?
Лев Николаевич Толстой, у которого всем нам, да и всей мировой литературе следует учиться методам разработки исторического романа, повести и даже просто записок, указал нам совершенно иной путь – путь к познанию и отражению в литературном образе многоликого, разнохарактерного
Мы не встретим на ее страницах ни характеристик маршалов советской армии, ни портретов присосавшихся к ее телу крупных политработников, но мы найдем на них множество зарисовок рядовых, обыкновенных людей, солдат и офицеров этой армии, тех же политработников в их низовой, массовой форме, увидим их взаимоотношения, их быт, сможем определить их идейную и психическую настроенность по ряду правдиво записанных автором фактов и получить в целом действительно
«Спящий уже пробуждается» – таков лейтмотив всей книги Бориса Ольшанского, основная мысль ее, подтвержденная огромным количеством приведенных автором фактов. В этом основная ценность книги, резко выделяющая ее из ряда сходных с нею по форме.