Бриллианты шталмейстера. Белое золото

Мечислав Николаевич вышел из Царского сада и очутился перед громадным зданием темно-серого цвета, выстроенным в классическом стиле.

«Музей Императора Николая II» – прочитал коллежский секретарь золотые буквы над портиком. «Эх, а я ведь ни одного музея не посетил, я даже в Лавре не был! Надо непременно сходить. И не буду откладывать. Прямо сейчас и поеду!»

Кунцевич расспросил прохожего, сел в трамвай и поехал в Печерск.

Трамвай шел мимо богатых особняков, стоявших в глубине зеленых садов, мимо мрачных стен и глубоких рвов старинной крепости. Когда миновали крепостную стену, Мечислав Николаевич увидел целую толпу богомольцев, стремящихся в Лавру.

«А ведь многие на последние копейки сюда приехали… Да что приехали! Пешком пришли, побираясь по дороге. Идут босиком, сапоги через плечо перевесив, чтобы не стоптать… Пыльные, грязные, голодные… Сапоги жалеют, а ноги – нет, все в кровь стерли! Это какая же сильная вера их ведет! А меня что сюда привело? Жажда справедливости? В какой-то мере… Брось, Мешко[41], сам с собой-то не лукавь! Азарт охотничий да надежды на вознаграждение – вот что тебя ведет, а справедливость – разве что самую малость. Ну а с другой стороны, обывателю ведь что важно? Чтобы я его защищал. Чтобы убийц отыскивал да имущество похищенное. А что при этом мною движет, ему, обывателю, все равно, лишь бы я служил хорошо. А служу я неплохо. Хотя по этому делу чегой-то ничего у меня не выходит. Вот и сюда, почитай, зря приехал, только зря казенные деньги трачу. Ладно, казна не обеднеет. Ну а я хоть город посмотрю».

У «Большого Николы» Кунцевич вышел из трамвая, набалдашником трости поправил канотье и по широкому Панкратьевскому спуску зашагал к Аскольдовой могиле.

На следующий день он поехал на Александровскую, в контору общества.

Забродский выделил Мечиславу Николаевичу отдельную комнату, куда Лолейко в несколько заходов принес личные дела сотрудников.

Александр Иванович оказался пятидесятилетним лысым мужчиной с висячими казацкими усами, в железном пенсне на бесцветных глазах с белесыми ресницами. Когда, принеся очередную стопку папок и положив их на стол, Лолейко поворотился к коллежскому секретарю спиной, Кунцевич увидел, что пиджак у конторщика заштопан крупным мужским стежком. «Да! Такой и вправду причастен быть не может», – подумал сыщик и углубился в изучение документов.

Вечером питерец заехал к Рудому. Сыскной чиновник и сыскной пристав вполне дружески поздоровались и даже выпили по рюмке коньяку.

– Григорий Матвеевич, есть у вас в части люди хотя бы со средним образованием? – спросил Кунцевич, хрустнув свежим огурчиком. Закусывать таким образом коньяк ему приходилось в первый раз в жизни. «И в последний!» – решил Кунцевич, кладя недоеденный огурец на тарелку.

– Откуда! У меня у самого только городское училище за плечами. Впрочем… Сидоренко, кажись в семинарии обучался, пока его оттуда за пьянство не выгнали.

– Черт, плохо. Ну а с мозгами как у вашего Сидоренки?

– Да вроде малый неглупый…

Глава 11 Формальные доказательства

Прошел месяц, но ничего нового по делу узнать не удалось. Слежка, установленная чинами Киевской сыскной части за Астаниным, никаких результатов не принесла, внедренный в контору товарищества Сидоренко сообщал, что Павел Андреевич ни с кем из сотрудников в близких отношениях не состоит. Было очевидно, что человек, заваривший всю эту кашу, затаился и приказал затаиться всем своим соучастникам. Впрочем, наружное наблюдение длились недолго – у Рудого людей не прибавилось, и он вскоре перекинул филеров на решение насущных служебных задач. Сыскной пристав хотел забрать и Сидоренко, но после разговора с Веккером не только не удалил тайного агента, но и сам стал проявлять к делу недюжинный интерес. Впрочем, результатов это не приносило.

Еще в июне, сразу же после того как Кунцевич стал подозревать Астанина, он дал команду своим подчиненным установить былые связи Павла Андреевича.

«Астанин после убийства весь в крови испачкался, – ставил задачу чиновник для поручений сыскным надзирателям Петербургской части. – Куда он дел окровавленные пиджак и рубашку? Где одежду на перемену взял? Ну не привез же он, право, запасной костюм с собой! Сразу после убийства с Петербургской в „Англию“ он на извозчике приехать не мог – мосты-то разведены! Остается лодка, но и в лодку он в окровавленном платье не сунулся бы. Стало быть, остался на Петербургской ночевать. Поэтому надобно искать здесь его лежбище!»

Но место Пашкиной ночевки установить не удалось – ни действующие, ни ушедшие в отставку сыщики марух и закадычных друзей Астанина не помнили. Не того полета он был птицей, чтобы помнить всю его подноготную, да и от дел своих хулиганских Пашка давно отошел. Не дали результатов и опросы агентов из хулиганской среды: составы банд менялись быстро – хулиганов периодически убивали, сажали, забривали в солдаты, а многие из них, повзрослев и обзаведясь семьями, сами отходили от порочных занятий. Поэтому установить, кто с кем дружил или спал семь лет назад, не было никакой возможности.