Британия. Краткая история английского народа. Том 1.

Чтобы раздуть тлеющие угли в пламя, нужно было только дуновение воздуха, и это дуновение исходило от Уильяма Тиндаля. Из Оксфорда он перешел в Кембридж и был сильно поражен появлением Нового Завета в переводе Эразма. С этого момента у него в сердце была одна мысль. «Если Бог сохранит мне жизнь, — сказал он ученому противнику, — я постараюсь, чтобы через несколько лет малый, ходящий за плугом, больше тебя был знаком с Писанием». Но прежде чем его мечта осуществилась, он достиг 40 лет. Известие о протесте Лютера в Виттенберге вырвало его из уединения; на время он нашел себе приют в Лондоне, а потом в Гамбурге, откуда отправился в небольшой городок, ставший вдруг священным городом Реформации. Студенты всех наций стекались туда с энтузиазмом, напоминавшим крестовые походы. «Когда перед ними показывался город, — рассказывал современник тех событий, — они воздавали благодарение Богу, так как теперь свет евангельской истины распространялся в отдаленнейшие части земли из Виттенберга, как прежде из Иерусалима».

В 1525 году Тиндалов перевод Нового Завета был закончен. Изгнанный из Кельна, Тиндал со своими листами должен был бежать в Вормс, и оттуда 6 тысяч экземпляров Нового Завета были посланы к берегам Англии. Но Тиндалева Библия была для Англии не просто переводом, а отголоском лютеранского движения: она носила на себе отпечаток Лютера в передаче церковных выражений и сопровождалась с жестокими нападками Лютера и перепечатками трактатов Уиклифа. Поэтому она была объявлена еретической, и груда книг была сожжена перед Уолси во дворе церкви святого Павла. Однако общество «христианских братьев», состоявшее по преимуществу из лондонских торговцев и граждан, но рассылавшее агентов по всей стране, продолжало тайно ввозить в Англию и распространять среди торговых и низших классов Библию и памфлеты. Они тотчас нашли доступ в университеты, где духовный толчок, данный гуманизмом, пробудил религиозную мысль. Кембридж уже стал известен ересью, и его ученые, которых Уолси ввел в основанный им колледж Кардинала, распространили заразу и на Оксфорд.

Скоро наиболее талантливые и трудолюбивые студенты вошли в состав группы «братьев», образовавшейся в колледже Кардинала для тайного чтения и обсуждения посланий. Напрасно Клэрк, глава группы, старался отговорить новых членов от вступления в нее, предупреждая о возможных опасностях. «Я упал перед ним на колени, — говорил один из них, — и со слезами и рыданиями умолял его, ради милосердия Божьего, не отвергать меня; я выражал твердую веру в то, что тот, кто вывел меня на этот путь, не покинет меня, но будет так милостив, что доведет меня до его конца». Когда он услышал эти слова, он подошел ко мне, обнял и поцеловал меня, говоря: «Да дарует тебе это Господь Бог всемогущий; с этих пор считай меня всегда твоим отцом, а я буду считать тебя своим сыном во Христе». Возбуждение, вызванное быстрым распространением работы Тиндаля, заставило Уолси действовать энергичнее: многие из «оксфордских» братьев были посажены в тюрьму, а их книги конфискованы. Но несмотря на панику протестантов, иные из которых бежали за море, в сущности, было проявлено мало строгости. Уолси оставался равнодушным ко всему, кроме политических вопросов.

Всего больше король беспокоился о том, как бы преследование ереси не повредило интересам гуманизма. Это сказалось в покровительстве, оказанном им человеку, которому суждено было затмить даже славу Колета как народного проповедника. Хью Латимер был сыном лестерского крестьянина; мальчиком он застегивал на отце вооружение, когда тот отправлялся в Блэкгизс, навстречу мятежникам Корнуолла. Он сам описал свое военное воспитание в юности: «Мой отец с удовольствием учил меня стрельбе из лука. Он учил меня натягивать его — налегать телом на лук, и натягивать его не силой руки, а тяжестью всего тела». На протяжении 14 лет он находился в Кембридже и с таким усердием погрузился в гуманизм, проникший туда, что это, наконец, сказалось на его физическом здоровье. Его усердные занятия ослабили его здоровье и довели его до болезненности, от которой он, несмотря на крепкое телосложение, никогда не смог освободиться.

Но ему суждено было прославиться не как ученому, а как проповеднику. Здравый смысл помог ему отрешиться в своих проповедях от школьного педантизма и богословских тонкостей. У него было мало склонности к умозрению, и во всех преобразованиях он постоянно следовал за своими собратьями по реформе. Но ему была присуща нравственная строгость еврейского пророка, и его изобличения отличались пророческой прямотой и пылом. «Пожалейте о Вашей душе, — говорил он Генриху VIII, — и подумайте, что близок день, когда Вы дадите отчет в Ваших делах и в крови, пролитой Вашим мечом». Его ирония действовала еще сильнее, чем нападки.