Британия. Краткая история английского народа. Том 1.

Позже нам придется еще рассматривать великое поэтическое движение, которому эти духовные достижения пролагали путь, а также нравственный и религиозный переворот, произошедший в стране под влиянием развития пуританства. И умственные, и религиозные течения в соединении с ростом благосостояния оживили дух независимости в массе народа. Понять этого Елизавета не могла, но ее удивительный такт позволил ей почувствовать силу нового настроения. Задолго до открытого столкновения между народом и короной изменения, сознательные или бессознательные, которые она вводила в систему управления, показывают, что она инстинктивно чувствовала происходившие вокруг нее перемены. Она не отказалась ни от одного из нарушений английской свободы, но ограничила и смягчила почти все. Подобно своим предшественникам, она нарушала личную свободу; точно так же искажались законы и оказывалось давление на присяжных в политических делах, а совет королевы все еще пользовался правом произвольных арестов. Пошлины, налагавшиеся Елизаветой на сукно и сладкие вина, доказывали принадлежность ей права произвольного обложения. Распоряжениям королевы постоянно приписывалась сила закона.

В одном случае Елизавета, по-видимому, уклонилась от политического правила, усвоенного Тюдорами. Со времен Кромвеля парламент как важное орудие правосудия и законодательства созывался почти ежегодно; Елизавета разделяла недоверие к палатам, какое выказывали Эдуард IV, Генрих VII и Уолси. Ее парламенты созывались не чаще, чем раз в три года, иногда даже через пять лет, и только под давлением нужды. Но на практике королевская власть применялась с осторожностью и умеренностью, показывавшими, что Елизавета чувствовала, насколько трудным становилось единовластие. Обычно ход правосудия не подвергался ограничениям; Совет применял свою юрисдикцию почти исключительно к католикам и оправдывал ее как предосторожность против серьезных опасностей. Распоряжения короны отличались временным характером и незначительностью. Наложенные пошлины были так малы, что народ, довольный отказом Елизаветы от внутреннего обложения, почти не замечал их. Она отказалась от «одолжений» и принудительных займов, познакомивших подданных ее предшественников с угнетением. Она рассматривала временные свидетельства, выпускавшиеся при необходимости в помощь казначейству просто как заимствование из будущих доходов (подобно теперешним билетам казначейства), и аккуратно оплачивала их. Монополии, мешавшие торговле, вызывали более серьезные жалобы; но в начале царствования они считались частью системы торговых компаний, необходимых для направления и защиты расширявшейся торговли.

Бережливость позволяла Елизавете в мирное время покрывать текущие расходы короны из обычных доходов. Но эта бережливость была результатом не столько экономии, сколько желания избежать созыва нового парламента. Королева видела, что руководить палатами, что было таким легким делом для Т. Кромвеля, с каждым днем становилось труднее. Появление новой знати, обогащенной церковным имуществом и приученной к политической жизни большими событиями, придало свежую силу лордам. Обогащение сельского дворянства, а также его усилившееся стремление добиваться мест в палате Общин, привели к устранению старого обычая оплаты членов парламента их избирателями. Давно начавшаяся, но теперь впервые признанная законом перемена в городском представительстве тоже повышала активность и независимость Нижней палаты. Старые грамоты требовали избрания членов от городов из числа горожан, а закон Генриха V придал этому обычаю силу закона.

Но уже проведение этого закона показывает, что обычай часто нарушался; а во времена Елизаветы большинство городских мест были заняты людьми посторонними, часто ставленниками соседних крупных землевладельцев. Эти члены были большей частью людьми богатыми и родовитыми, которые, вступая в парламент, руководствовались чисто политическими целями и относились к короне гораздо смелее и независимее, чем предшествовавшие им скромные торговцы. Но уже в конце царствования Генриха VIII тон общин так изменился, что Эдуард VI и Мария I вернулись к праву короны создавать новые города и стали призывать представителей поселений, которые были простыми деревнями и находились в полной власти короны. Эту «подтасовку палаты» пришлось продолжать и Елизавете. Призыв ею в общины большого числа таких членов, всего 62, служил доказательством того, что правительству становилось все труднее обеспечивать в ней значительное большинство.