Если Страффорд воплощал дух деспотизма, то Пим, глава общин первого заседания новых палат в Вестминстере, постоянно представляется воплощением права. Сомерсетширский помещик из хорошей семьи и с крупным состоянием, он выступил общественным деятелем в парламенте 1614 года и за свой патриотизм после его роспуска поплатился тюрьмой. В парламенте 1620 года он был вождем и одним из «двенадцати послов», для которых Яков I велел поставить кресла в Уайтхолле. Он почти одни уцелел из кучки патриотов, с которыми вел конституционную борьбу против раннего деспотизма Карла I. Кок умер от старости, сердце Коттона было сокрушено преследованием, Элиот погиб в Тауэре, Уэнтворт изменил. Оставался один Пим, по прежнему решительный и терпеливый. За одиннадцать лет жестокого деспотизма сознание его величия постепенно росло, и надежда и вера в лучшее будущее почти неразрывно слились с именем человека, никогда не сомневавшегося в конечном торжестве свободы и права. В конце этого периода, но словам Кларендона, еще более замечательным по просвечивающей в них сильной ненависти, «он был из всех, когда либо живших, человеком самым популярным и наиболее способным принести вред». Сначала он выявил свое умение выжидать, а когда эта пора прошла, — умение действовать.
Накануне созыва Долгого парламента он объехал всю Англию, чтобы возбудить в избирателях внимание к наступившему наконец кризису; а когда общины собрались, он оказался не простым членом от Тавистока, а их признанным главой. Из числа провинциальных дворян, составлявших большинство общин, немногие заседали в прежних палатах, но никто из них не был таким выдающимся представителем парламентского племени, вокруг которого могла сосредоточиться предстоявшая борьба. По смелости и оригинальности красноречия Пим уступал Элиоту и Уэнтворту, но взвешенность и логичность делали его более подходящим для убеждения и руководства большой партией; поддержкой ему служили хладнокровие, ловкость и порядок в ведении общественных дел, практичность в руководстве прениями, придавшая деятельности парламента невиданный прежде методический порядок. Но как ни ценны были эти достоинства, у Пима была еще более важная особенность, делавшая его не только первым по времени, но и величайшим из парламентских вождей.
Из пятисот человек, заседавших вместе с ним у святого Стефана, он один ясно предвидел предстоявшие затруднения и отчетливо представлял, как устранить их. Было несомненно, что парламент будет втянут в борьбу с короной. Было вероятно, что в этой борьбе Палата общин, как это бывало и прежде, встретит противодействие со стороны Палаты лордов. Юристы старой конституционной школы оказывались беспомощными перед подобным столкновением соподчиненных властей, которого не предусматривал закон и которое слабо и неясно разрешалось прецедентами. Пим был знаком с прецедентами так же хорошо, как и юристы, но далеко превосходил их пониманием основных начал Конституции. Первый из английских политиков, он открыл и применил к данным политическим условиям то, что можно назвать теорией соотношения властей. Он заметил, что в качестве элемента конституционной жизни парламент имеет большее значение, чем корона, и что в самом парламенте главной составной частью является Палата общин. На этих двух положениях он основал весь свой образ действий в наступавшей борьбе. Когда Карл I отказался действовать вместе с парламентом, Пим объявил этот отказ временным отречением государя от своей власти, отдававшим ее до создания новых учреждений в руки обеих палат. Когда лорды стали противодействовать общинам, Пим предупредил их, что это противодействие только заставит общины «взять на них одних спасение королевства».
В то время эти начала представлялись революционными, но впоследствии оба они были признаны основами английской Конституции. Первое из них было подтверждено «Конвенантом» и парламентом, собравшимся после бегства Якова II; второе — всеобщим признанием со времени принятия «Билля о реформах» 1832 года того, что правление страной, в сущности, находится в руках Палаты общин и что вести его могут только министры, представляющие ее большинство. По своему характеру Пим был полной противоположностью революционеру. Мало было когда-либо натур, отличавшихся большей широтой интересов и занятий. При всей серьезности его целей он был веселым и любезным: от нападок на Страффорда он легко переходил к болтовне с леди Карлайл; эти веселость и любезность обращения послужили поводом к распространению среди ярых роялистов множества нелепых слухов даже тогда, когда заботы и бремя общественных дел сводили его в могилу. Поразительное сочетание в его натуре природной ловкости и большой физической силы с момента его прихода к власти выставило его прирожденным руководителем.