Британия. Краткая история английского народа. Том II

Он оказался одновременно и тончайшим дипломатом, и величайшим демагогом. Он с одинаковым искусством распутывал тонкие интриги роялистов и возбуждал пламенными речами страсти в народе. По-настоящему он начал свою деятельность, уже прожив полжизни: он родился в 1584 году, за четыре года до Армады; тем не менее, на первом же заседании Долгого парламента он обнаружил таланты организатора и администратора, огромную работоспособность, терпение, такт, способность внушать доверие всем, с кем он соприкасался, спокойствие и умеренность в удачах и неудачах, несокрушимое мужество и железную волю. Никто из правителей Англии не выказывал более благородного характера и более широких административных талантов, чем этот сомерсетширский помещик, и вдохновленные ненавистью враги довольно верно называли его «королем Пимом».

Ему едва ли нужно было вместе с Хемпденом объезжать Англию накануне выборов: созыв парламента сразу вызвал в стране оживление. Выселение пуритан в Новую Англию вдруг почти совсем приостанови лось. «Перемена, заметил Уинтроп, побудила всех в ожидании лучшего оставаться в Англии». Общественное недовольство нашло выражение в проповедях пуритан и во внезапно появившихся памфлетах первой части из тех тридцати тысяч, которые были изданы в ближайшие двадцать лет и превратили всю Англию в школу политических споров. Решительные взгляды политиков, собравшихся в Вестминстере, представляли полный контраст с нерешительными речами короля. Каждый депутат привез с собой из города или графства перечень жалоб, и каждый день толпы горожан пли крестьян представляли новые ходатайства. Для их рассмотрения и доклада было выбрано сорок комиссий, деятельность которых послужила основой для будущих общин. Принц и его товарищи по «мученичеству» были освобождены из своих темниц и с торжеством вступили в Лондон под крики огромной толпы, усыпавшей лаврами их путь.

С агентами короля общины обошлись сурово. В каждом графстве приказано было составить и представить Палате списки «преступников», то есть чиновников, приводивших в исполнение планы правительства. Но первый удар поразил руководящих министров короля. Даже Лод не возбуждал такой всеобщей и сильной ненависти, как граф Страффорд. Страффорд не был послушным орудием деспотизма; он был, если употребить грозные слова, которыми лорд Дигби закончил свою обвинительную речь, «великим изменником общего блага, который не должен ожидать прощения на этом свете, пока его не отправят на тот». Страффорд осознавал грозившую ему опасность, но Карл I заставил его явиться ко двору, и он, с отличавшей его смелостью, решил предупредить нападение, обвинив вождей парламента в предательской переписке с шотландцами. В то самое время, как он излагал Карлу I свой план, пришло известие о том, что Пим явился в Палату лордов для обвинения Страффорда в измене. «Он поспешно отправился в палату, — писал очевидец, — громко постучал в дверь и с суровым и гордым видом направился к своему месту у верхнего конца стола; по тут многие потребовали, чтобы он удалился из Палаты, и это заставило его в смущении вернуться к дверям и ждать, пока его позовут». Его позвали только для того, чтобы отправить в Тауэр. Он все еще намеревался обратить обвинение в измене против своих врагов и «попросил слова, но ему велели немедленно уйти». Пристав «черного жезла», арестовывая его, потребовал у него меч. «После этого он прошел сквозь толпу народа к своему экипажу, и никто не поклонился человеку, перед которым еще утром стояли с непокрытыми головами знатнейшие вельможи».