Третьим важным элементом национальности является общность религии. Этот элемент до известной степени в Индии присутствует; брамизм действительно распространен по всей стране, но, конечно, не в том смысле, что он является единственной религией. В Индии живет не менее пятидесяти миллионов мусульман, то есть гораздо большее их число, чем то, какое населяет турецкую империю. Есть там также небольшое число сикхов,[125]
исповедующих религию, которая является слиянием магометанства с брамизмом; есть некоторое число и христиан, а на Цейлоне и в Непале[126] живут буддисты. Однако брамизм является религией громадного большинства, притом он обладает такой жизненностью, что неоднократно выдерживал сильные натиски. Так, в Индии возникло одно из самых могущественных, самых заразительных вероисповеданий, – буддизм. Он распространился в ней широко и далеко: имеются доказательства, что буддизм был в силе еще за два столетия до Р. Х. и продолжал еще процветать в седьмом веке после Р. Х. И что же? Брамизм победил буддизм, который в настоящее время более процветает в других частях Азии, чем в стране, породившей его. После этой победы брамизм должен был выдержать натиск другой могучей агрессивной религии – натиск магометанства, перед которым уже пала религия Зороастра, и само христианство должно было отступить на несколько шагов. Но брамизм устоял; мусульманские правительства распространились по всей Индии, но не могли совратить народа.Итак, я признаю общность религии самым сильным и важным элементом национальности; и оказывается, что элемент этот присутствует в Индии. Когда мы говорим, что Индию следует скорее сравнивать с Европой, чем с Францией и Англией, то мы должны помнить, что Европа, как христианская страна, обладала, и теперь еще обладает, известным единством; это единство проявилось бы немедленно и во всей полноте, если бы Европе угрожали, как это и бывало неоднократно в Средние века, варвары или язычники. Поэтому должно казаться, что в брамизме Индия имеет тот зародыш, из которого рано или поздно может развиться индийская национальность. Быть может, это и так; но все-таки мы должны заметить, что в таком случае эта национальность должна была бы развиться уже давно: мусульманские нашествия, повторявшиеся в течение многих веков, оказывали давление на религию, которое должно было бы особенно благоприятствовать развитию зародыша. Отчего же брамизм удовольствовался тем, что он отстоял себя против ислама, а не поднял Индии против завоевателя и не объединил ее? А этого он не сделал. В Индию образовались браминские государства. В половине семнадцатого века явился вождь по имени Сиваджи.[127]
Он овладел двумя фортами на плоскогорье позади Бомбея и основал державу маратти. Это была чисто индусская организация, и по мере роста своего могущества она подпадала все более и более под влияние браманской касты. Упадок империи Моголов благоприятствовал ее успехам, и в середине восемнадцатого столетия разветвления мараттской конфедерации покрыли почти всю Индию. Можно было думать, что в этой конфедерации заключается ядро индийской национальности, что брамизм сделает для индусов то, что религия сделала для многих других рас; но ничего подобного не произошло. Брамизм не перешел в патриотизм. Быть может, его легкая емкость, вследствие которой он был, в сущности, не религией, а скорее компромиссом между несколькими религиями, ослабила его, как объединяющий принцип. Как бы то ни было, но в мараттском движении не оказалось ничего возвышенного и патриотического – с начала и до конца оно оставалось организованным разбоем.