Британская интервенция в Закавказье. Группа «Данстерфорс» в борьбе за бакинскую нефть в 1918 году

Таким образом, в последней главе я попытался изложить ситуацию, сложившуюся между русскими и нами. В этой главе мы должны вернуться ко времени нашего первого прибытия в Хамадан, чтобы объяснить наши отношения с персами.

Как только стало очевидно, что наше пребывание в Хамадане может затянуться, я решил познакомиться со всеми чиновниками, землевладельцами, политиками и торговцами. Многочисленные визиты и ответные визиты дались с некоторым напряжением, но в целом оставили благоприятные впечатления. Конечно же, персы не имеют монополии ни на добродетели, ни на пороки. Из них выходят очень плохие солдаты в наше ужасное время, но самый неуживчивый народ не может быть самым дружелюбным, и я не вижу причин, почему перса следует презирать из-за того, что он принял линию философии, которая рассматривает войну как анахронизм и предпочитает мечу переговоры. Китаец делит свой народ на два класса — храбрецов и не храбрецов, и перс придерживается примерно того же направления мысли. Некоторые классы, такие как грабители с большой дороги, избирают профессию для храбрецов и должны соответственно вести себя (хотя они этого не делают!); другие открыто признают, что они не храбрецы, и поэтому от них ожидают не противостояния опасности, а бегство от нее. «Под одеянием из довольства у меня ноги для безопасности» — эта персидская фраза довольно точно выражает их мировоззрение.

В самых первых визитах мною очень любезно руководил британский консул, мистер Макдауэлл, который наставлял и консультировал меня в вопросах этикета. Наш первый визит был, конечно же, к губернатору Низам эс-Султани — по политической терминологии, ультракрайнему демократу, но в остальном по своим идеям и склонностям аристократу. Он славился своими «ультракрайними», практически анархистскими взглядами, и в целом предполагалось, что с ним будет очень трудно сговориться. Наш визит был назначен на 3 марта, и в 16.30 вечера, в назначенное время, мы прибыли в резиденцию губернатора, где нас приветствовал строй полицейского караула и слуга в ливрее провел нас в комнату для приемов.

Меня сопровождали капитан Сондерс и мой адъютант капитан Даннинг — первый, служивший в Систане[13] и обладавший некоторыми познаниями в персидском языке, во время подобных визитов чувствовал себя как рыба в воде.

Мы удостоились вежливого холодного рукопожатия губернатора, который, представив своего друга Хаджи Саад эс-Султани, специального представителя по русским делам, попросил нас сесть и распорядился подать чай.

Низам эс-Султани оказался приятным на вид персидским джентльменом лет тридцати пяти с изысканными манерами тегеранского общества; его компаньон — красивый мужчина лет на десять старше, много путешествовавший по Европе, бегло говоривший по-французски и перенявший европейские манеры и, за исключением головного убора, европейский костюм.

Некоторое время ушло на обычные бессодержательные реплики, принятые в приличном обществе. Губернатор заметил, что было много снега, с чем можно было только согласиться, и что, скорее всего, будет больше, с чем я в равной степени выразил согласие.

Я, со своей стороны, заговорил о смерти от голода и выразил сожаление насчет неуверенности в завтрашнем дне, отметив также отвратительный характер дороги между этим городом и Асадабадом. Это сразу же увело нас от пустых разговоров в реальность. Губернатор сразу же очнулся и засыпал меня градом вопросов.

«Дорога действительно так плоха?»

«Откуда мы пришли?»

«Зачем мы пришли?»

«Сколько человек в отряде?»

За исключением последнего, на эти вопросы не сложно было ответить, но такое выпытывание информации привело меня в замешательство, с которым я справился, прибегнув к примитивной лжи: например, я сказал, что нас «довольно много, на подходе еще больше, а затем прибудет еще больше».

Дабы избежать продолжения этой неловкой темы и опасаясь, что у меня потребуют точного определения слова «много», я переключил разговор на Кучек-хана, на тему, которая сразу же заставила отложить расспросы о нашей численности. «Славный малый этот Мирза Кучек-хан, — сказал я, — он мне очень нравится, хотя до сих пор мы с ним не вполне сошлись во мнениях, но это только потому, что нам еще не удалось встретиться и поговорить. Если бы мы могли встретиться, я уверен, он бы понял, что нам не о чем спорить. Полагаю, ваше превосходительство симпатизирует ему?»

Как я и ожидал, это вызвало возмущенное отрицание, но оно меня не убедило. Намеренно неожиданный переход к данной теме застал его врасплох, и в его поведении чувствовалась неуверенность, свидетельствовавшая о том, что он себе на уме. На самом деле он не принадлежал к тем, кто действительно связал свою судьбу с движением дженгелийцев, а находился среди тех мудрецов, кто выжидал, куда подует ветер.

К нашей беседе присоединился еще один чиновник, который попытался вытянуть из меня кое-какие признания, но, готов поклясться, он ничего не добился, а поскольку это был всего лишь официальный визит, я решил уйти пораньше, что положило конец любому дальнейшему перекрестному допросу.