Отсюда видно, что в обращении имелось три разных вида денег, все разной стоимости за пределами России, а также введенные в оборот в Баку. Царские рубли являлись старой довоенной валютой, керенки – эмиссией предыдущей революции, а бакинские боны – чисто местной эмиссией. Когда национализировали банки, весь баланс изъяли, а снятие средств ограничили 300 рублями в месяц. Естественно, люди начали накапливать средства, и нормальное обращение денег прекратилось. Тогда, чтобы сохранить некоторый оборот для деловых целей, выпустили эти местные боны, сначала в виде ценных городских бумаг с надлежащей юридической гарантией, но позже просто печатали их по мере необходимости.
Подсчитано, что общая сумма этих местных эмиссий составила около 250 миллионов рублей. Все эти разные выпуски имели разную стоимость в кранах, усредненную приблизительно следующим образом. За 65 кранов – 100 царских рублей, 46–47 керенок и 36–40 бакинских бонов, в зависимости от торговых запросов. На этот курс также повлияли наши постоянные обширные закупки рублей в Персии для операций в Баку и на севере. Первые два вида валюты действительно имели хождение и принимались в других частях России, но бакинские боны за пределами Баку рассматривались как не имеющие ценности и не годились для закупки припасов и т. п. у внешних источников. Предложение первых двух валют было весьма ограниченным. Приняв во внимание такое положение дел, я сразу же решил, что для всех бакинских закупок, расходов, платежей, пособий и т. д. выплаты будут производиться только в бакинских бонах.
Также я предпринял шаги по продаже кранов, принимая рубли в обмен по курсам, варьирующимся так, как указано выше, и из этого источника получил около 8 миллионов.
Проводя все свои операции, я намеревался создать некоторый запас рублей для прямого обмена на фунты стерлингов, и через пару недель некоторые из этих схем принесли бы свои плоды. Такой способ получения средств имел два преимущества – во-первых, он облегчал наше положение в Персии, а во-вторых, можно было воспользоваться гораздо более выгодным, чем ныне действующим в Персии, курсом для продажи фунтов стерлингов за краны. Получив таким образом достаточные средства, продажа кранов ограничивалась бы только обычными торговыми запросами, и таким образом достигалась бы двойная экономия».
Здесь я должен пояснить, что офицер, которому первоначально были поручены финансовые вопросы, майор Уитмарш, будучи совершенно не в состоянии справиться с этими обеими ситуациями одновременно, вынужден был остаться в Персии. Я предвидел, что, перебравшись в Баку, окажусь в таком положении, что большое число моих лучших офицеров и солдат будут заняты в Персии на должностях, от которых их невозможно освободить. Например, мое положение значительно улучшилось бы, имей я возможность воспользоваться услугами майора Сондерса, капитана Сирайта и капитана Кокерелла, но вывод этих офицеров из Персии означал бы там полный развал. В результате мой разведывательный отдел в Баку оказался крайне слаб, и я сильно страдал от недостатка информации о противнике; каждый офицер был полностью занят – в основном на линии огня, – а у меня не имелось излишка людей, чтобы использовать их для выполнения специальных задач. Даже полковник Дункан, мой способный адъютант-квартирмейстер, чьи услуги были бесценны, не мог полностью разорвать свою связь с Персией и лишь изредка оказывал мне помощь в Баку.
На данный момент поднялась шумиха вокруг разоружения людей Шаумяна и Петрова, разгрузки его кораблей и возвращения их содержимого в главный арсенал города. Правительство решилось на это дело, и большевистские вожди подчинились после пары выстрелов канонерских лодок. Разоружение проводилось весьма методично, каждое судно по очереди подводилось к арсенальному пирсу (сам арсенал находился почти на самом причале), а содержимое трюма извлекалось и складывалось на пристани. Суда оказались крайне безалаберно загруженными, и содержимое трюма варьировалось от крупнокалиберных боеприпасов до граммофонов, детских колясок и всевозможных товаров, из чего очевидно, что заявление большевиков о необходимости вывоза определенного количества боеприпасов для чисто военных целей служило лишь прикрытием для общего разграбления города.
Процесс разоружения продолжался несколько дней, после чего тринадцати кораблям со своими разоруженными войсками дали разрешение проследовать в Астрахань, что было довольно опрометчиво. Это означало, что Баку окончательно потерял тринадцать кораблей, поскольку астраханские большевики, естественно, удержали все, на что наложили руку. С другой стороны, правительство оказалось не готово сажать в тюрьму такое большое количество большевиков и в равной степени не желало отпускать их в Баку, так что, возможно, их отъезд в Астрахань стал лучшим решением проблемы.