Если бы турецкие войска хоть на что-нибудь годились, они уже давно бы захватили город, и не было ни одного часа, ни одного дня, когда они не смогли бы занять его решительным штурмом. Не было ни дня, ни ночи, чтобы в нашей линии обороны не имелось бреши в пару миль из-за намеренной неспособности местных батальонов достичь мест своей дислокации. Город был полон немецких и австрийских освобожденных пленных, и азербайджанское население в 80 000 человек также можно было рассматривать как сочувствующее туркам. Таким образом, противник должен был иметь самую подробную информацию о нашем расположении.
Нам вполне хватило бы еще тысячи наших солдат, которые сразу же разрешили бы все проблемы, придав нам сил для контратаки, без которой наше положение оставалось безнадежным и с помощью которой мы смогли бы отразить любое турецкое нападение. Кавказская Мусульманская армия сделана не из того материала, который выдержит контратаку, что давало нам большие возможности при каждом случае, когда противник шел на штурм.
Не дождись мы желаемого увеличения нашей численности, мы можем заполучить отряд Бичерахова обратно в город. Если с подкреплениями для города ничего не выйдет, мы все еще могли бы надеяться на диверсию, такую как материализация предполагаемого нападения армян Еревана на турецкие коммуникации в тылу атакующих Баку войск. Даже намека на это хватило бы, чтобы вызвать панику в рядах Кавказской Исламской армии.
Не следует забывать, что мы прибыли в Баку в совершенно иных условиях, чем предполагалось вначале, и главным отличием явилось отсутствие сил Бичерахова, на которые мы опирались как на ядро дисциплинированных войск, подающих пример остальным. Без Бичерахова мы еще могли бы продолжать, но это означало значительную трату времени, которого у нас практически не оставалось.
Если бы Бичерахов не предпринял своего рокового броска на север, а ждал нашего прибытия в Баку, город никогда бы не пал. Но будущее невозможно предвидеть, и я считаю, что его не следует обвинять за этот бросок, учитывая обстоятельства, в которых он оказался. Более того, до самого последнего момента я не мог дать ему никаких гарантий относительно того, когда мы прибудем или даже прибудем ли вообще.
Удайся нам привить хотя бы малейший боевой дух местным войскам, мы могли бы одержать победу даже без посторонней помощи, но трусость и неповиновение приказам царили везде. Я далек от того, чтобы обвинять всех армян в трусости; мои замечания относятся только к бакинским армянам, которые весьма отличны от армян Еревана и других горных районов Малой Азии, о чьей храбрости часто говорилось. И я не виню армянского солдата из Баку за его трусость, ведь он не был солдатом по призванию или обучению, а всего лишь плохо подготовленным малорослым и полуголодным фабричным рабочим. Ему сунули в руку винтовку и велели идти сражаться. У него не имелось ни снаряжения, ни надлежащих инструкторов, ни достойных офицеров, ни регулярных поставок продовольствия. Тем временем, сидя в окопах, где над головой свистели пули и рвались снаряды, он знал, что большинство его товарищей вернулись в город и пили чай с девушками, так почему бы ему тоже не двинуть туда? Вряд ли следовало ожидать, что бакинский солдат предпочтет грохот разрывающихся снарядов удовольствиям чаепитий с дамами и спокойной комфортной жизни в городе.
Я ни в коей мере не оправдываю бакинских армян, но считаю уместным лишь сказать, что при таких обстоятельствах ни одно войско не в состоянии проявить высочайшую доблесть. И наконец, я хотел бы добавить, что среди них встречалось много случаев личной отваги.
Ниже приводится перевод листовки, распространенной тогда по всему городу в тщетной надежде пробудить хоть какое-то боевое воодушевление: