Этот поступок заставляет Юэна чувствовать себя некомфортно, и он меняет тему:
— В прошлое Рождество ты навещал свою маму?
— Да... угу, — говорит он, пока его указательный палец быстро листает каталог лиц девушек; большинству из них, похоже, было около двадцати. — «Тиндер» представляет призрака Рождества!
— Я понимаю, почему его все юзают для свиданий, — заикаясь, говорит Юэн.
Вдруг он ощущает тошноту внизу живота и тремор руках и груди. Ему жарко, он потеет. Тревога переходит в возбуждение и он ощущает, что светится изнутри, будто золотой плащ легкомыслия наконец спал с его плеч.
— Юэн, ты можешь скачать это приложение за секунды, — провоцирует его Саймон. — Я серьезно. Если хочешь, я могу затариться за тебя, — и поворачивается к группке женщин.
— Я не могу! Я женат... — говорит он задумчиво, вспоминая о Карлотте, — на твоей сестре!
— Пиздец, я не в том веке, или как? — огрызается Саймон. — Давай насладимся преимуществами неолиберализма, пока он не развалился, взорвем, в конце концов, эту жалкую планету под ногами. У нас — идеальный синтез свободного рынка и социализма, прямо здесь и сейчас, в наших телефонах! Это ответ на величайшую проблему всех времен и народов — одиночество и страдание без ебли на Рождество, и это бесплатно!
— Но я люблю Карлотту! — Юэн уже кричит.
Его шурин раздраженно закатывает глаза.
— А при чем тут любовь, при чем она, — поет он, а потом терпеливо объясняет. — На сегодняшнем рынке секс — это товар, как и остальное.
— Я не на рынке, и я не хочу там быть, — говорит Юэн, начиная чувствовать, как скрежещет зубами. Во рту пересохло. Ему нужна вода.
— Какой милый протестант. Джонни Нокс гордился бы тобой.
Юэн вытирает потный лоб платочком, вдыхая воздух. Свет от гирлянды и блеск мишуры сильно бликуют:
— Я чувствую себя достаточно пьяным после шампанского и ужасного коктейля... Что в нем было?.. Твой шерстяной джемпер, — он трогает предплечье Саймона, — такой мягкий...
— Конечно. Я подсыпал МДМА в коктейль.
— Как... Я не употребляю наркотики, я никогда их не пробовал...
— Ну, теперь ты попробовал. Так что расслабься и наслаждайся.
Юэн всасывает воздух и бросает свои ноющие кости на стул за внезапно освободившимся столиком. Терри, который до этого общался с девушкой в зеленом топе, подлетает к Саймону, аж светясь?
— Ты подсыпал экстази в те коктейли? Ты превращаешь меня в ебаную лесбу, ты, гребаный пиздюк! Я иду обратно в туалет нюхнуть кокса, чтобы вытряхнуть из себя этот коктейль любви. Ебаная срань! — он оглядывается и пропадает в туалете.
УУУХХ!
Юэн чувствует необъяснимый подъем и через силу поднимается. Хорошо. Он думает об отце и о восторге, который испытывает старик от воскресной молитвы. Думает о Карлотте и о том, как сильно любит ее. Юэн нечасто ей это говорит. Он показывает это, но не произносит слова. Не так уж и часто. Он должен срочно позвонить ей.
Он делится этим с Саймоном.
— Плохая идея. Или скажи ей об этом прямо, или не говори вообще. Она подумает, что в тебе говорит наркотик. И ведь так оно и есть.
— Но ведь это же неправда!
— Тогда скажи ей об этом завтра, за рождественским столом. Перед нами всеми.
— Я так и сделаю, — решительно заявляет Юэн, а потом рассказывает Саймону о Россе, о его личной истории сексуального опыта. И отсутствия оного.
— Экстази — наркотик правды, — говорит Саймон, — я думаю, самое время для того, чтобы мы узнали друг друга получше. Все эти годы мы были семьей, но при этом почти не общались.
— Да, у нас стопудово никогда не было таких моментов...
Саймон тычет зятя в грудь. Это не агрессивно и не раздражающе, скорее бромантично.
— Тебе надо попробовать с другими женщинами, — Саймон шарит глазами по барной стойке, айфон наконец-то у него в кармане, — иначе чувство обиды разрушит твой брак.
— Не разрушит.
— Да, разрушит. Мы никто, но при этом потребители: секса, наркотиков, войны, оружия, одежды, сериалов, — напыщенно посмеиваясь, он машет рукой, — посмотри на эту толпу несчастным кретинов, делающих вид, что им весело.
Юэн смотрит на гуляк. Есть какое-то отчаяние во всем этом. Куча молодых парней в рождественских свитерах тусуется с деланным дружелюбием, ожидая новые порции выпивки, которая сделает их грубыми с незнакомцами, а если этого не выйдет, то друг с другом.
Группа девушек из офисов успокаивает подругу с патологическим ожирением, захлебывающуюся слезами. Сидящие неподалеку две другие девушки злобно посмеиваются, заговорщически торжествуя над чужим горем. Бармен с отвисшей нижней губой и отупевшими от клинической депрессии глазами, занимается далеко не радостной работой — собирает пустые стаканы, которые появляются со скоростью маленьких кроликов по весне.
И все это — под безостановочно кричащие поп-хиты семидесятых и восьмидесятых, настоящий штамп для каждого Йоля, когда люди бормочут слова с придыханием, прямо как жертвы боевых действий в отставке с посттравматическим синдромом.
И именно среди этого всего Саймон Дэвид Уильямсон все сильнее распаляется: