— У тебя должны быть деньги! Ты бы не вручил мне это, если бы не был экстремально богат, — он постукивает по своему внутреннему карману. — Клубы? Вегас? Не рассказывай мне про это дерьмо, и не ной потом, какой ты бедный!
Я рассказываю ему о своей работе и о прорыве диджея Technonerd.
— Значит, ты зарабатываешь на ебаных диджеях? Дрочилах с драм-машинами и аналоговыми синтезаторами?
— Не совсем. Только один из них делает серьезные деньги. Один из них — мой благотворительный проект, можешь назвать меня сентиментальным, но мне всегда нравилось его дерьмо. Другая — рискованная ставка, которая, кажется не окупится. Этот дуэт стоит мне почти всего того, что я зарабатываю, и я слишком глуп, чтобы бросить их. Ищу четвертого и пятого. Думаю, что если я, вместо того, чтобы быть диджеем, буду управлять пятью и с каждого иметь по двадцать процентов, это будет то же самое. Пока что у меня только треть.
Больной не тронут моим открытием. Он, очевидно, думает о моем мошенничестве, нужным для того, чтобы избежать больших хлопот и суеты:
— Я читал об этом голландском уебке, Technonerd. Этой хуила богат. Если ты получаешь двадцать процентов от его дохода...
— Окей, у меня есть, куда приткнуться в Амстердаме и квартира в Санта-Монике. Я не голодаю. У меня есть деньги в банке, среди которых нет твоих грешных денег, на лечение и уход за мальчиком.
— Что не так с парнем?
— Он аутист.
— Маленький Дэйви... дефективный ген? — он говорит это вслух, ссылаясь на моего умершего младшего брата. Его сын и племянник резко оборачиваются.
Я бурлю от злости, но сражаюсь с ней:
— Ты заставляешь меня уже жалеть об этом, — киваю на пухлый конверт в его кармане.
— Прости, — говорит он почти любезно, — наверное, не самое простое время. Так почему ты решил отплатить мне сейчас?
— Я хочу жить.
— Так что,
— В каком-то смысле, да. Слишком тяжелое бремя распиздяйства таскаю с собой.
— Совет: католицизм. Исповедь, — говорит он, — лучше пару монет в общую корзину, нежели девяносто тысяч, — и он подмигивает мне, похлопывая по карману.
Во время перерыва мы возвращаемся внутрь на чай, пиво и неплохой мясной пирог. Мы с Больным снова идем к бару, чтобы поговорить без лишних ушей.
— Похоже, у тебя все окей. Лучше, чем у меня, — стонет он. — Путешествуешь, блять, повсюду. Я никогда не выбираюсь из Лондона, если только не на праздники.
— Когда на тебя работает множество девушек...
— Они делают деньги, а не я. Я всего лишь отыскиваю их для приложения. Не надо, Рентон. Ты у нас тот, кто с деньгами.
— Застрявший в самолетах, аэропортах и отелях, оплакивающий проходящую мимо жизнь. Я трачу ограниченные ресурсы: время, гоняюсь за мечтой, которой живет
— Он не поменялся, — сплевывает Больной. — Он подъебывает тебя. Бегби не способен измениться. Он — искаженный экземпляр человечества.
— Меня не волнует, кто он. Я просто хочу выполнить свой моральный долг.
— Ты никогда не отдашь свой моральный долг мне, Рентон, — он постукивает по карману, — это дерьмо даже не покрывает начала.
— Фильм ничего не стоит.
— Я говорю о Никки. Ты разрушил мои шансы быть с девушкой, от которой я был без ума!
Никки была мошенницей, которая кинула нас обоих. И я не верил и секунды, что он беспокоится за нее. Это рычаг для будущих манипуляций.
— Проснись, друг. Она наебала нас обоих.
Больной, кажется, набрал полный рот чего-то неприятного, но, наверное, не такого мерзкого, как хотел. Мы возвращаемся на наши места для второго тайма.
— Слушай, у меня есть дело для тебя. Мне нужен эскорт, — говорю я ему, видя, как его глаза расширяются, — не для меня, — спешно добавляю я, пытаясь не быть подлым.
— Я уверен, что это работа на тебя.
— Это для моего голландского парнишки. Диджея.
Он смотрит на своего молодого племянника:
— Эти умственно отсталые сами не могут найти себе, блять, девушек?
— Ага, расскажи мне об этом, я его менеджер, — я уточняю проблему. — У таких парней, как Конрад, нет социальных навыков. Они курят траву и мастурбируют на порнографию. Они не умеют разговаривать с девушками или заниматься сексом с настоящим человеком.
— Гадкие маленькие кибердрочилы. Это больные на голову уебки, — шепчет Больной, снова глядя на своего племянника, играющего в игру на телефоне, — созданные миром, в котором мы живем.
То что он говорит — резонирует. Матч не так уж и плох, но что-то фундаментально не так с нашими детьми, которые смотрят в экраны вместо того, чтобы смотреть, что происходит вокруг.
— Даже мы запятнаны погружением в тот мир, — он толкает меня локтем в ребра, — хотя и выросли на сортировочной станции!