Брюки мертвеца (ЛП)

— Не могу говорить за них, но на меня можешь рассчитывать. Видел Спада, надеюсь увидеть Больного на Хогманай.

— Забились. Можешь 3 янв?

— Да.

Конрад садится в «убер» до отеля, один, когда я объясняю, что встречусь с девушкой.

— Чувааак, — улыбается он.

Когда я возвращаюсь в квартиру, чтобы встретиться с Вики, она мне радуется, как и я ей. Думаю о Марианне и о том, что я, блять, сделал? Может быть, это то, что должно было случиться. Выйти из системы, чтобы двигаться дальше.

После ужина с ее друзьями Уиллоу и Мэттом, мы отправляемся домой и сразу залезаем в постель. Я чувствую какой-то шлепок, и Вики тоже, но останавливаемся всего на секунду, прежде, чем кончить. Обнаруживаем, что презерватив порвался. Скатился по стволу члена, заляпанный миксом спермы и густой менструальной крови; у нее были месячные. Я расслаблен, но, тем не менее, она собирается выпить «план Б».

— Хочу быть вдвойне уверена; я просто не подхожу на роль матери, — весело улыбается Вики.

Мы падаем обратно в кровать, и на короткую секунду я слышу ворчащий голос Марианны: «Я не трахаюсь с кем попало. Я не ебалась месяцами». Я не уверен в причастности к этому Больного. Но это заглушается признанием Вики.

— Так хорошо быть с тобой. Я встречалась с мальчиками, хорошими мальчиками, но мальчиками. Хорошо быть с мужчиной.

Я чувствую укол вины. Всегда наслаждался ребячеством, никогда не стремился к зрелости. Мужество на мне плохо сидит, мне нравится быть одетым во что-то другое. Но моя эйфория лопается: существует больше одного типа мужчин.

— Ты — самое лучшее, что случилось со мной за долгое-долгое время, — признаюсь я ей. Мы обмениваемся вау-взглядами; понимаем, что во что-то втягиваемся и от этого хорошо и приятно.

Потом, конечно же, мне нужно оставить ее. Когда я возвращаюсь в Эдинбург без спасительных таблеток, моя усталость становится пьяной и острой. К счастью, у Карла неплохой кокаин, и родная толпа вдохновила его на то, чтобы сыграть хороший сет на Хогманай. Кроме того — Марина, ее парень Трой, дергающийся Спад и веселый Гэвин Темперли теперь со мной, в главном боксе для гостей. Один — скелет, другой — толстый подонок. В другом боксе — мой старый приятель Рэб Биррелл со своим братом Билли, который раньше был боксером. Оба выглядят хорошо. Приятно снова видеть их.

Потом вечеринка, но я здесь ненадолго, не хочу слишком наебашиваться перед Мариной, поэтому извиняюсь и рано ухожу. Останавливаюсь в отеле и сплю, как убитый, до следующего дня. Потом иду в Лит, чутка выпиваю с отцом в честь Нового Года — он приготовил приветственное рагу.

После крепкого сна в отеле я рано встаю и отправляюсь на игру «Хибс». К моему удивлению, отстраненная команда доказывает, что клуб стал намного больше и играет на более профессиональном уровне, чем раньше. Приемная — в корпоративном отеле; теперь тут несколько ВИП-лож, а не одна.

— Просто дайте мне самый дорогой пакет, — говорю я женщине, которая смотрит на меня, как на клоуна.

— Но это для вас одного, верно?

Я понимаю, как жалко звучит, что ты без друзей.

— У меня тут встреча с мистером Уильямсоном, — додумываюсь я сказать в последний момент.

— Хорошо... Саймон Уильямсон? Группа из шестерых. Вы бы хотели присоединиться к ним за столом?

— Да.

Я расплачиваюсь «визой» и иду к ступенькам. Дойдя до довольно роскошной банкетной, я сразу же вижу Больного, который выглядит почти как раньше — кроме седых локонов. Он сидит, как оказывается, с Джусом Терри Лоусоном, все с такими же с кудрявыми волосами, и еще четырьмя молодыми ребятами. Я несколько мгновений пялюсь на Саймона Дэвида Уильямсона, царя ебарей квартала Банана Флэт. Да, он немного поседел, но выглядит хорошо. Пока я стою с открытым ртом, он неожиданно поворачивает голову. Недоверчиво пялится на меня, а потом встает и рычит:

— Какого хуя ты тут делаешь?!

— Я поговорить, друг, — говорю, кивая Терри. — Тез. Ты ни капли не изменился! — думаю, что прошло лет пятнадцать, вспомнив, что в последний раз я его видел, когда мы делали тот грязный фильм. Тогда с ним произошла ужасная ситуация, он повредил свой член.

— Ага, — улыбается он. Он точно знает, о чем я думаю, — сто процентов!

Мы обмениваемся любезностями еще какое-то время, но я чувствую раздражение Больного, который хватает меня за руку и отводит к бару. Когда мы туда подходим, я бросаю перед ним конверт. У него нулевая сдержанность, он моментально хватает его. Не стесняясь, заглядывает в него, пересчитывает, даже не пытаясь этого скрыть и держит его близко к груди. Переводит глаза с денег на меня, на людей поблизости — вылитая пародия на диккенсонсоновсккую скрытую алчность.

Наконец-то его взгляд останавливается на мне. Я уже успеваю забыть о боли, вопросах и обиде, которые в нем были всегда. С раненой, надувшейся гримасой пострадавшего, он заявляет: