— Где машина? — сонно спрашиваю я его.
— Нахуй машину: я подготовил нам выпивку в баре.
— Я не спал всю ночь, друг, мне нужно, блять, поспать. Я впал в кому на самолете и...
— Нахуй твой сон. Вы только что выиграли Кубок, ты, тупой уебок. Сто четырнадцать лет! — Карл застревает между жалким отчаянием и призрачным восторгом, которые он не может понять. Но он пытается. — Я ненавижу тебя, подонок, это самый странный день в моей жизни, но даже я хочу его отметить. Все мои сообщения с 5-1, которые я тебе слал — ты заслужил это.
Я думаю о 7-0, которыми я задирал моего брата Билли и Кизбо, моего старого друга из Форта. И понимаю, что это, наверное, никогда не значило для них так много, как для меня. И я просто волнуюсь, что они думали обо мне, как о каком-то тупом, умственно отсталом простаке, ведь так я думал о Карле. Все равно, отец позже получит!
Мы направляемся в бар. Требуется всего пара бокалов пива и пара дорожек, чтобы не чувствовать себя уставшим.
— Спасибо друг, — говорю я ему. — Это то, что мне было нужно, и это продержит меня бодрым твой гиг. — Ты их убьешь, так же, как и в Берлине.
— Я должен тебе, Марк, — говорит он с эмоционально стеклянными глазами, сжимая мое плечо, — ты верил в меня, когда я перестал верить в себя.
— Конраду, наверное, понадобится терапия!
— Пощечины хватит для этого высокомерного дрочилы. Теперь на дорожку, — и он заказывает две бутылки водки.
— Я не смогу это выпить... — протестую я, зная, что именно так и сделаю.
— Отъебись. Сто четырнадцать лет!
Мы падаем в машину, солнце слепит. Парень не очень рад, что мы заставили его ждать, говорит нам, что у него есть и другая работа, очевидно ждет, что я доплачу ему. Карл пьет водку без особых усилий. Это самоубийственное синячество, нихуя в этом нет социального.
— Друг, скоро будет гиг. Может быть, ты приостановишься?
— Прошло
— Я тебя переманю, друг. Покинь темную сторону, Люк.
— Отъебись, без шансов...
Солнце слепит, и я застреваю с этим вампирским Джамбо-альбиносом. Каждый луч проходит через него, будто он прозрачный. Я почти могу видеть все его вены и артерии на лице и шее. В этой сорокаминутной поездке я проживаю каждую ебаную секунду. К моменту, когда мы приезжаем в отель, я готов упасть:
— Мне нужно поспать.
Карл достает большой пакет кокаина:
— Тебе просто нужна небольшая дорожка.
Мы идем в бар на крыше отеля. Предсказуемо красивый день. Безоблачный и жаркий, но свежий. Мой телефон трещит, вылезает имя Эмили. В моем животе зловещее предчувствие чего-то плохого, когда я беру трубку.
— Дорогуша!
— Я тебе, блять, дам дорогуша, — грохочет мужской голос в ответ.
— Майки... ты на Ибице?
— Я прыгнул на самолет с Канар, чтобы сделать ей сюрприз. И я, блять, сделал, не так ли?
— Да. Я разберусь со всем. Можешь дать ей трубку?
Кое-какое бурчание и голос меняется.
— Ну?
— Эмм... все хорошо, детка?
— Не деткай мне, блять, Марк! Меня никто не встретил! — блять...
— Прости. Это из-за фирмы такси, больше никогда не буду пользоваться этими дрочилами. Я разберусь с ними. Пиздец, как возмутительно. Это не спасет ситуацию, я знаю, но когда ты приедешь, давай поужинаем вместе, — я успокаиваю ее и заканчиваю звонок. Блять, я забыл отправить е-мейл Мачтелд в офис. Опять. Как и в Берлине с виниловыми деками для Карла. Белый пробил столько дыр в моем мозге, что он уже как швейцарский сыр. Но «Хибс» выиграли Кубок, еб твою мать, так что нахуй все!
Карл смотрит на меня насмешливо:
— Ты трахал ее? Малышку Эмили?
— Конечно нет, она моя клиентка. Было бы непрофессионально, — говорю я напыщенно. — И она слишком молода для меня, — чувствую рев кокаина, думая о Эдинбурге. Ужасная ошибка для нас обоих. Особенно для меня. Но блять; было замечательно. И это был просто секс. И мы пользовались презервативами. Никому не было больно
— И что это означает?
— Нельзя трахать каждую молодую девушку, которая похожа на Хелену, думая что это вернет романтику, — говорю я, закидывая немного кокаина в свою пина-коладу.
— Что за хуйня...
— Прими то, что мы проебали наши отношения. Это то, что делают люди. Потом, наверное, мы поймем, что наше эгоистичное, нарциссическое поведение заебывает наших партнеров. И мы остановимся, — я мешаю свой напиток пластиковой трубочкой и пью.
Он смотрит на меня, как ебаная бутылка молока с глазами:
— Тогда ты остановишься, приятель?