А Михайло Голицын, стоя в то время перед царёвым денщиком, на переданный приказ отступать ответил не без гордости:
— Передай государю, что я сейчас в ответе токмо перед Господом Богом!
Что ж, он свой воинский долг исполнил — ворота в крепость открыл. А прибывшие на подмогу охотники Меншикова завершили дело — фортеция была взята. Комендант Шлиппенбах сдался со всем гарнизоном и пушками.
Штурм был кровав — отряды Голицына и Меншикова потеряли пятьсот человек убитыми и более тысячи ранеными, но сломали-таки шведский щит, запиравший Неву.
Пётр, вспоминая старинное новгородское имя крепости, отписал в Москву Виниусу:
Крепость была переименована в Шлиссельбург (Ключ-город). Первым комендантом был назначен Меншиков. Михайло Голицын стал отныне командовать всей гвардией. А вот Яков Брюс в награду получил приказ: в следующем году идти со всем осадным парком к Ниеншанцу, другой шведской крепости, запиравшей устье Невы.
— Устье Невы было когда-то Спасским погостом Господина Великого Новгорода. Но шведы давно нацелились на эти брега. Ещё в 1300 году, говорит новгородская летопись,
— И как же поступили тогда новгородцы? — спросил царь, попыхивая трубочкой.
— А так же, яко при Александре Невском: собрали своё ополчение и на другой год изничтожили свейскую Ландскрону. Но только господа шведы — упорный противник, государь. В Смутное время захватили всю Ингерманландию, как они именуют Ижорскую землю, и их прославленный король-воин Густав-Адольф заложил фортецию Ниеншанц. А вокруг сей крепостцы скоро расцвёл торговый городок. Место уж очень для кораблей удобное. Мне новгородские купцы, что в городок тот для торговли ходили, сказывали, что накануне войны в Ниеншанц пришло сто восемь судов из Любека, Гамбурга и даже Амстердама. Ну, а шведы на торговле богатели. Один купчина из Ниеншанца, некий Фрициус, так обогатился, что самому королю Карлу XII кредит для войны открыл!
— Ну, вот пойдём, пощиплем этого Фрициуса, возвернём России земли «отчич и дедич»! Аты, губернатор, созови-ка завтра всех тех купцов, что торговали с Ниеншанцем, надобно порасспросить их о сей фортеции.
Брюс выполнил приказ, и на другой день Пётр самолично опрашивал купцов.
— Проклятые шведы, всю нашу торговлю в том Ниеншанце в свои руки прибрали. У самих-то торговать нечем, так торгуют нашим товаром: льном, пенькой, смолой и мехами! — растревоженно загудели купцы в ответ на расспросы царя.
Один Емельян Федосеев, молодой, оборотистый да ухватистый, побывавший в Ниеншанце ещё два года назад, дал толковое и подробное описание городка:
— Канцы стоят на устье Охты. Город земляной, вал старый, башен нет, перед валом деревянные рогатки и ров, от рва к валу палисады сосновы. А сама фортеция, государь, всего с десятину величиной, по примеру с каменную Ладогу. Речка Охта течёт из болот, впадает в Неву ниже города близ стены, а речка глубокая, по ней даже шхуны ходят и корабли с половиною груза. Посад Канецкий стоит супротив фортеции за Охтою, домишек в нём четыреста-пятьсот. А из посада в крепость через Охту сделан мост подъёмный, на него пушки уставлены. Пушек в фортеции много. А от Невы до Канец сажен за триста зачат вал земляной, но в мою бытность вал тот был ещё не закончен. — Лукаво блеснув глазами, купец заговорщицки прибавил: — А вверх по Охте с полверсты стоят амбары богатейшие — великих тамошних купчин, да и самого короля, с хлебом и другими припасами.
— Ну что, Емельян, коли ты всё там проведал, проведёшь наше войско по Неве от Шлиссельбурга к Ниеншанцу? — весело спросил Пётр, очень довольный рассказом купца.
Но Федосеев нежданно заупрямился:
— Не могу, государь. Там вниз по Неве на четыре версты пороги под водой скрытные и провести через них могут токмо знатцы-ладожане, мы их и сами всегда нанимаем!
— А фамилии лоцманов знаешь? — спросил Брюс.
Фамилии ладожан знали все купцы.
— Ты, Яков, забери в Ладоге тех лоцманов, а я поспешу в Нотебург, надобно готовить войско к походу. Чует сердце — поход будет удачен! — сказал Пётр при прощании.