Брюс Ли. Я никогда не сдамся

Брюс сказал, что бой не имел ничего общего с Дианой Чанг. Он обвинял Дэвида Чина, который убедил Вон Джек Мана в том, что Брюс бросил открытый вызов всему китайскому кварталу, хотя на самом деле он только рекламировал свою новую школу. Брюс утверждал, что выиграл бой после нескольких ударов. Испуганный Вон Джек Ман порывался убежать, но Брюс сбил его с ног, прижал к полу и, подняв кулак, спросил: «Ты сдаешься?» Вон Джек Ман дважды воскликнул: «Я сдаюсь, сдаюсь».

Дэвид Чин, обвиненный в том, что он был зачинщиком, 7 января 1965 года ответил письмом в редакцию газеты. Он утверждал, что причиной этого поединка был открытый вызов Брюса в Театре Сунь Сын. Вон Джек Ман отправился в Окленд лишь для «обмена опытом» (то есть легкого спарринга), но Брюс, который был очень злым и заведенным, заблокировал дверь и настоял на «сражении, которое выявит сильнейшего» (это означает «никаких правил, полный контакт»). Чин утверждал, что ни одна из сторон не выиграла — бой закончился вничью. «Их разняли свидетели, чтобы избежать любых травм или задетых чувств».

После того как эта история разразилась в полномасштабной таблоидной полемике, все шло к тому, что даже такой интроверт, каким был Вон Джек Ман, должен был почувствовать необходимость ответа. Он согласился дать интервью. 28 января 1965 года на первой странице появилась его фотография в униформе кунг-фу, где Вон Джек Ман сидит в шпагате с обоюдоострыми саблями в руках.

Вон Джек Ман, который живет и работает в этом городе, признался, что он и есть тот самый «заморский брат», который сражался с Брюсом Ли в оклендской школе боевых искусств… Вон Джек Ман признает, что не присутствовал на выступлении, когда Брюс со сцены «вызвал всю китайскую общину», но говорит, что некоторые из его друзей были очевидцами, и все они утверждают, что Ли действительно пригласил всех «приходить, когда они захотят изучить его стиль».

…Вон Джек Ман говорит, что около 18:05 Ли, стоя в центре зала, попросил его сделать шаг вперед. Вон утверждает, что, согласно правилам мира боевых искусств, он протянул руку дружбы, но Ли начал атаковать… Вон говорит, что ни один из них не оказался на полу, но оба они качались и «пощипали» друг друга…

Бой занял слишком много времени, и я не знал, что делать, когда он побежал. Набивать костяшки о затылок этого сукиного сына было как-то глупо.

Вон Джек Ман отрицает, что Брюс прижал его к стене или что его сбивали с ног и вынудили просить «милосердия».

…Он говорит, что не намерен больше обсуждать этот случай в газете, и если он вновь будет сражаться, то вместо этого организует открытый поединок, чтобы каждый мог увидеть все своими глазами.

В сознании Вон Джек Мана последнее предложение было открытым вызовом Брюсу: если он не согласен с версией событий Вона, они могут снова сразиться на публике. Брюс проигнорировал шпильку и отказался публично ответить. (В глубине души он называл Вон Джек Мана «Бегуном».) Он не видел причин для реванша против бойца, который смухлевал и проиграл.

Сразу после поединка, когда приезжие из Сан-Франциско удалились, Линда думала, что ее муж будет в восторге. Вместо этого она обнаружила, что он сидел в дальнем уголке школы, положив голову на руки — он был удручен и физически истощен. Постоянно стремившийся к совершенству, Брюс Ли злился на свое выступление — точно так же, как он злился на себя после боксерского поединка в Гонконге. Для Брюса уродливая победа была почти такой же неудачей, как поражение. «Его выступление не было ни четким, ни эффективным, — вспоминает Линда. — По его мнению, бой должен был быть закончен в несколько секунд, а вместо этого он затянулся на три минуты. Кроме того, в конце Брюс почувствовал себя необычно измотанным, и это доказало ему, что он далек от идеального физического состояния. Поэтому он начал разбирать битву, анализируя, где поступил неправильно, и пытаясь найти способы, которыми мог бы улучшить свое выступление. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что одной основы его искусства, вин-чунь, было недостаточно».

Позднее Брюс сказал одному из своих друзей: «Это действительно досаждало мне после боя. Впервые я почувствовал, что с тем, как я сражался, было что-то не так. Бой занял слишком много времени, и я не знал, что делать, когда он побежал. Набивать костяшки о затылок этого сукиного сына было как-то глупо. Тогда я понял, что должен в чем-то изменить свою технику».