Брижит Бардо. Две жизни

Магазинчики, которые большую часть года закрыты, кстати, в большинстве своем, это бывшие конюшни в нижней части дома — летом открывают двери. Здесь можно приобрести маску или ласты, или же пресловутые футболки с надписью на шести языках, которая гласит: «Мои родители ездили в Сен-Тропез и привезли мне только эту вшивую майку».

Здесь также продается лосьон для загара, дешевенькие одноразовые фотоаппараты «Фуджи» и бейсбольные кепки «Сиэттл Маринер». Если желаете, можете купить надувные круги в виде рыбы, которые легко надеваются на ребенка, купальные костюмы с рисунком в виде британского флага, а к нему в тон — «espadrilles» — парусиновые пляжные туфли.

В разгар сезона завтрак в пятизвездочном отеле «Библос» — чашка кофе и пара круассанов — обойдется вам в 12 долларов. В иное время года это заведение стоит под замком. Есть тут пиццерии и магазинчики готовой одежды, чьи владельцы за пять месяцев зарабатывают себе денег на целый год вперед, и булочные, в которых местные жители покупают длинные батоны, а приезжие — сэндвичи «pan bagnat».

В любом табачном киоске вы можете приобрести пестрые телефонные карточки, без которых вам не позвонить из городских автоматов, находящихся в конце причала или же возле небольшой стоянки напротив местной жандармерии, причем будки украшает весьма ценный совет «Скажи «да» презервативу».

Когда в своих комфортабельных автобусах с кондиционером, гидом и двумя туалетами в Сен-Тропез прибывают путешествующие по Европе туристы — немцы, финны, британцы, японцы, американцы, а сегодня и представители восточноевропейских стран, — они сначала заполоняют собой весь город, сметая с прилавков все, что только попадется им на глаза, после чего устремляются на пляж, где разгуливают при полном параде, увешанные фотокамерами, разглядывая тех, кто не одет.

Каждый час из порта отправляются прогулочные катера, и до сих пор «Мадраг» преподносится как гвоздь программы.

Улицы патрулируются жандармами, «Не парковать!» — рявкают они по-французски, итальянски, немецки и английски. Туристы тем временем выстраиваются у банков и меняльных контор, чтобы поменять свои дорожные чеки на французские франки — а чем еще прикажете платить за плохо разогретый хот-дог в дешевой кафешке или акварельку, которыми торгуют здесь два десятка уличных художников, — они тем и живут весь год, что успеют «настрелять» за лето.

По вечерам рестораны выставляют столики прямо на улицы, и отдыхающие, глядя на напечатанные на шести языках меню, начинают ломать голову — 120 франков, это много или мало, а затем спрашивают издерганных официантов: входит ли в эту сумму обслуживание? А вино? А правда ли, что эту вашу «tarte Tropezienne» непременно нужно попробовать?

В ресторан входят парни с гитарами — ночь напролет они кочуют из одного заведения в другое, где, сыграв несколько песенок, обходят публику со шляпой в руках. Вслед за ними появляются девушки с розами, а в довершение художники со своими акварелями — на тот случай, если кое-кто из туристов не успел купить их произведения в порту.

Позднее, когда открываются дискотеки с их оглушающей музыкой и выпивкой по 15 долларов, мужчины все как один приходят сюда в узких белых брюках, черных шелковых рубашках с открытым воротом и белых туфлях на босу ногу. Женщины надевают белые брюки в обтяжку, красные шелковые блузы с открытым воротом и белые туфли на высоких каблуках — впрочем, здесь можно гулять и босиком.

Мужчины уверяют, что они киноактеры и снова приступят к съемкам в новом фильме или просто артисты, и это лучше, ибо кто узнает артиста, или же, что средства позволяют им приятно проводить время.

Женщины же, в свою очередь, утверждают, что они киноактрисы и у них перерыв между съемками, или же, что они модели с парижских подиумов. Собственно, какая разница, кто что говорит, поскольку эти заведения вообще не предназначены для разговоров.

Музыка терзает вас децибелами до самого утра, когда кафе начинают снова заполняться посетителями, а в город прибывают все новые и новые туристические автобусы.

И так все лето, с июня по август.

Брижит обычно старается уехать до начала нашествия, иногда, в начале июня, и часто не возвращается до самого октября, пока наконец окончательно не схлынет волна отдыхающих.

Хотя это, разумеется, не останавливает репортеров, которые, подобно туристам, слетаются сюда каждый год как мухи на мед.

В те годы, когда Брижит еще снималась в кино, если репортерам было нечего написать, они обычно сочиняли какую-нибудь глупость. Причем в свое оправдание они обычно заявляли, что, дескать, тем самым способствуют ее карьере, и вообще, какая разница, что они там о ней напишут, лишь бы не допускали орфографических ошибок в ее имени. По их мнению, они взвалили на себя священную миссию — не дать умереть мифу.

Брижит смотрела на эти вещи иначе.

Что касается ее самой, она вообще не считала, что чем-то им обязана. И если пресса и способствовала росту ее популярности, то делалось это отнюдь не из филантропических побуждений.