Бродячая музыка

Сентябрь доцвела
и октябрь долистала,
зеленая — жёлтую
осень достала.
Но смялись последние
стебли недели,
ноябрьские дни
и листы отлетели.

4

Погода бела я, как снег,
однажды город осияла,
и нежность души обуяла,
и тут настал покой для всех.

Прозрачных батиков цветы

в подвале милом оказались,
и музы в цвете сочетались,
и люди стали все на «ты».

После

Как хорошо, что можно жить теперь
без горестных забот и опасенья,
что редкий гость нагрянет в воскресенье,
а ты ему не отпираешь дверь.

Как хорошо, что ныне можно жить

и проще, и подробнее, чем летом,
не сожалеть о дружбе без ответа,
а на умерших листьях ворожить.

И, кажется, не помнить ни о ком.

Но вздрагивать, коснувшись бедных клавиш.
О музыка, и ты меня оставишь там,
где зима и дышится легко.

Март на Тургояке

А сегодня среда, я должна быть на редсовете,
на концерте и в разных художественных кругах,
но я с солнцем целуюсь, единственностью на свете
и естественностью в сосново-лиственничных берегах.

Ты же видишь: весна, траектории сил сменились,

скоро утлую удочку вытеснят алчные невода.
Ах, на всей высоте-долготе, до небушка Божья милость
разрешает нам, грешным, вдыхать Себя, приходя сюда.

* * *

Уже март, и корочки льда, кружком кружавясь,
с юго-запада совершенствуют свой гипюр.
Кто не верит — прибегайте к озеру, где шатаюсь
в вековечном поиске клада: рубин и сапфир
мне, как русской Сапфе, подаются с неба, все искры
запечатав в сверкание амфор, и витражи
в сталагмитах волны отлив, и просыпав монисты
льдинок звёздчатых... А на дне, дремлет, лето лежит.

Про брата Петрушку, жившего в Австрии

«Формула не подыскана».

Аберт о Моцарте

Слободку б клоунов
создать для тех —
серьёзных, кто персоны
и артисты!
Гусельник, лирник...
Ба! ксилофонисты!
Вам так бы нужен
хохмачейский цех!

За музыку цепляясь,

как за хвост
слепой кобылы,
шествующей кругом,
в подземном царстве,
в шахте — не за плугом,
где жаворонка лёт
среброголос,

смешного Моцарта

спасу из тьмы:
в Мангейме и везде
в кармане книгу
всегда носил,
чтобы читать. Не фигу
для униженья прочих,
как все вы.

Итак, за скоморохов!

За аффект!
За Папагено
грубую словесность,
за шаловливый шарм
шутов безвестных,
за то, как тайнодеял Йозеф Кнехт.

Разглядываю узоры высоких замороженных волн

Иероглифы вдутого света,
геометрия водных лавин,
замерзавших из лета в курбетах:
волны дыбом, секунды — до льдин!

Воздух графикой мелкой клубится

в гладких глыбах, кудлатых внутри, —
хохолком дутыша-голубицы,
прописным вензелёчком. Смотри:

голубые прозрачные горки,

повторение волн, виражи
в летней жизни скользнувшей «моторки».
В синем — белые всклень витражи.

* * *

Если в купальне спрячешься — встретишь лето