Бродячая Русь Христа ради

- Так неужели в Божественном-то писании ложь написана? Писано бо есть: небо и земля прейдут, а словеса моя - не прейдут. Чего ради обрели они себе свободное житие? Явно, что отступлением от веры. Дома, за своими печками, им хорошо называться христианами, и тут им тепло говорить, что Антихрист царствует, и архиереев и попов звать еретиками. А сказывают ли это лично пред властью, как пред градской, так и пред духовной? И не смеют ихнего неверия обличить, и по святому Евангелию не смеют веру исповедати устами, и раскольническое имя на себе носить, и детей своих отдают крестить еретикам. Как святые-то мученики, по Минее, отвечали пред властями?

- Максим Исповедник хорошо властям сказал: «Молчание - веры отметание».

- А первомученик-то Федор? Ведь рассмеялся епарху-то, когда этот советовал ему причаститься: «Ты-де причастись только с нами, только причастись, а я, мол, тебя отпущу потом куда хочешь». Что Федор-от отвечал епарху? А вот что: «Подобни глаголеши, господине епарше, когда бы кто кого просил, говоря: ничто же от тебе прошу, но только едину главу твою, и потом идеши, амо же хощеши». Гляди-ка, как они властям-то ответили! Вот отчего мы со старообрядцами не сообщаемся в богослужении и в едении.

- И вся сосветная слава, и честь, и богатство здесь с нами, а утре разрушается и оставается. И не утре, но даже и в единую минуту все рассыпается, а небесная-то в бесконечные веки пребывает.

- Аминь!

«Ну да, как не аминь! - подумалось наставнику. - Знаю тебя, старче, и подсмотрел за тобой, и прислушался. Ты вот со всеми своими-то все переболтал, слушать стало нечего. Да и сам добрался до всей подноготной: надоела она тебе и толковать о ней стало противно. Да и другие, которые поумнее, стали головами, глядя на тебя, покачивать и выговорили страшное слово: „стал старик из ума выживать“. А ты услыхал - рассердился: вот у тебя и кипит ключом сердце, уему нет, и срывать его хочется. Конечно, одно теперь утешение - побраниться, уличить, оспорить. Ты вот день-то ходишь да ворчишь, все ищешь, с кем бы в спор вступить. Тебе и киселя не надо по целым дням, а положи на зуб (а зубы-то, на беду твою, все целы), положи теперь какой-нибудь стишок от Писания, чтобы рожном приходился он прямо против филипповцев; возрадуешься в тот день и возликуешь собачьим обычаем».

- Пересобачился ты с ними так, что живого места не осталось: все обличил. А так как те же самые правила надо было прилаживать к житию своему, и намерзели они тебе, старче, так, что хоть со свету беги. Да и пора: года теперь под седьмой десяток идут; все такие совопросники в твои года в древние времена схиму принимали. Ты этого и сам захотел по старости и усталости, да признаться в том стыдно. Все хочется других вести и самому вперед идти, а старость не в радость. А у тебя все готово: и разговор-от о вере затеял в том смысле, который тебя давил и мучил. Он один только и засел. Еретическая раскольничья скверна лежала вся на ладони, да вот стало обидно: как-де столько лет верил, наставником был, почитали, а вишь, еретиком оказался! Нечист-де: находятся люди, что и с тобой общения иметь не хотят. Может ли это быть, почему?

- Вот и пришел ты только за этим и допросы затеял затем лишь, чтобы не сказали, что не сам-де своей охотой из миру вышел, а соблазнили-де лихие враги и супостаты. Возьмем грех на себя: такого зверя затравить тем полезно и любопытно, что все-таки наставник да вдобавок бывал когда-то горячим проповедником. За передним легче другим идти, потому что видно, как он пятой-то по новой тропе твердое место наметил, так что и ногу можно поставить.

Затем, собственно, с почтенного старика и начинать приводилось, что за Саввиным отсутствием вел он постоянные и ожесточенные ссоры с его оставленными учениками да и увлекся ими. Савва думал, что навредил, и впопыхах прибежал на выручку к своим, а между тем препиратель сам налетел и только вот поджидал теперь ласкового слова, внимания и почтения.

Преподнесли то, и другое, и третье - он и сдался: вот и спасибо, вот теперь, пожалуй, и я с вами, и ты оставайся при мне!

Друганин тотчас же подобрал два-три топора, велел ставить новые дворовые службы, чтобы этим отвести опасные глаза, а тем же временем по ночам тайничок тут рыли, как пожелал и указал почтенный учитель и дорогой гость, который здесь и поселился.

Стал Друганин христолюбцем и очутился на прямой тропе в лес, по которой он вскоре не замедлил уйти из мира; унес он с собой все наличные скопленные деньги, в количестве 400 руб. сер. Не имея возможности распродать сполна всю движимость и недвижимость, как того требует переход в странники, он оставил в дому своего приемыша.

С водворением Саввы и с переходом в секту такого козыря, как Алексей Иванович, проявились скрытники и в Троицком приходе, выработались и объявились новые ловцы в человецех, сильные начетчики и большие мастера вроде Никанора Дмитриева Попова с товарищами - Иваном Митричем и Владимиром.

Савва умел вести дело.