Бродячая Русь Христа ради

Иной раз и вышел бы на полянку на чужой дымок поглядеть и к деревенскому принюхаться, а не осмеливаешься именно потому, чтобы не засосало в ржавых зыбунах между окнами и не обошел бы востроголовый леший в тех колках, где только в небо дыра, и что ни дерево - то все как один, и никак не распознаешь, где мету клал, где ее глазом вымерял и на память записал. Такие тропы, что по воде нитку, тянут самые толковые. И мудрят на них, и знаки кладут, кругом озираясь и на небо взглядывая, только немногие опытные и все вместе: один-два из обительских, один-два из живущих на миру христолюбцев. Сами наставники знают это не хуже других (для них это важно); остальные все хоть и не вглядывайся вовсе, а живи себе, как и впрямь сказано - у Христа за пазухой.

Христолюбцы затем и на миру остались, чтобы помнить о пустынниках и не забывать дорог к ним: они не сеют, не жнут, не в житницы собирают, но зато насчет еды доходят до самых больших слабостей. Мясного ни за что есть не станут; вина ни под каким соблазном не выпьют, но зато уж если одну рыбу приводится есть, то давай не треску с палтусом, от которых в тех местах набивается оскомина, а давай семгу печорскую либо жирную и вкусную рыбку пеледь, а того лучше осетринки, севрюжинки, икорки черненькой, густой и жидкой, с Волги от ярославских и московских благодетелей.

За этими подаяниями ездят христолюбцы из-под Каргополя, доставляют таковые и сами благодетели из-под Ярославля. Раза три в году один какой-то приезжает взыскать онежских деньгами и оставляет достаточные суммы. Раз выезжает отсюда сам олонецкий наставник (или посылает помощника Ив. Дмитриева) с отчетами, за советами, указаниями и наставлениями к почтенному и опытному старцу, главному наставнику Никите Семенычу, столь глубоко по Порьме и Онеге чтимому. Здесь не только не верят, но и слышать не хотят о том, чтобы этот светильник когда-нибудь угасал и дымил, то есть изменял страннической вере во время гонений и заточения, будто бы принимал православие и приобщался в церкви.

Когда оскудевают избытки, истощаются запасы и шаловливая рука иного слабого христолюбца задержит часть приносимого для пустынных скитальцев и употребит продажные припасы и деньги в свою пользу, другие, искренно преданные вере христолюбцы из ближних «жильцев» собирают по соседним деревням мучки, маслица, яиц и рыбку. Все это доставляют они отшельникам, бегая зимой на лыжах, и балансируют летом с шестом в руках и ношей за плечами по болотным кочкам, по тонким жердочкам и колодинам.

И здесь не все попадает на братию: подаяния перепадают на имя затворников и страдальцев в большом количестве и, возбуждая в передатчиках соблазн, разжигают корысть; из остатков наживаются они в таком размере, что о них начинают говорить как о денежных людях, а кое-кто, не стесняясь, и открыто заводит торговлю, хотя бы и той же архангельской рыбой, каргопольским грибом, заячьими шкурами и белкой. Кантонист из Куткиной деревни Иван Ершов, бывший прежде очень бедным, выстроил себе новый дом и, занимаясь охранением живых, обязался в то же время похоронами умерших - вывозить их на какую-то поляну. У Федора Белолапова дом сгорел, а вскоре встал новый, еще лучше.

- Бог-де нам послал за то, что скрытых призреваем и заповедания их почитаем.

Если же очень обездолят и обсчитают скрытников благодетели и ляжет кованая зимняя открытая дорога по болотным кочкарникам мимо наледей, прямо через лес на деревни, - пустынникам разрешается выход на жилые места. Здесь у христолюбцев найдется про них укромное и береженое место: какая-нибудь хоронушка в подъизбицей. В деревне Залесье у брата ушедшего в скрытники Григория Лепнина все знали под избой келью, окнами выходившую в огород. Здесь, в широкой меже между грядами, обросшей дерном, хоронились умершие так скрытно, вровень с землей, что и признать могильного места никак невозможно. Сюда собирались и на соборы и певали пасхальную службу, расставив кругом надежную стражу -махальных.

За мирскими даяниями, при достаточном обеспечении одеждой и пищей живется и в лесу хорошо и гораздо спокойнее, чем в жилых местах. Праздных, любопытных к себе не пускают, а вынужденные уступить одному, всеми уважаемому, привезли его с завязанными глазами. Старосты, старшины и сотские, обязываемые преследованиями, сплошь и рядом оказываются пристанодержателями. Содержатель обывательских лошадей, перевозящих полицию, был на откупу и давал знать о наезде всяких чиновников, перевозчик через Онегу был также куплен.

Явятся на дом христолюбца, видят лампадку, книги забытые, и ладаном пахнет как будто - и свято то место, и горяч самый след. Ищи теперь в поле ветер - сейчас тут были и скрылись. В прятки играть лучше их никто не умеет: ведь тем только всю свою жизнь и занимаются. В лес, конечно, и не ходи лучше: в лесу им рай.