Бродячая Русь Христа ради

Равным образом все уверены (и доказывают множеством наглядных примеров) в том, что легкое и неправедное стяжание не идет им впрок: они не делаются богатыми, сшибаются на вине и загульном пьянстве, столь обычном явлении в белорусской жизни и в белорусской стране, заставленной шинками с ловким продавцом и подносчиком. Хозяйства их запущены. Прежде занимались они землепашеством, теперь совсем бросили. Замотавшись и навязавши на себя петель, они, как в беличьем колесе, от пропитых на кубрачестве денег опять лезут за добычей средств тем единственным им ведомым путем сбора подаяний: обманом и задержкой про себя тех сумм, которые даны на церковь; мало того, для многих самые сборные книжки сделались источником спекуляций, особенно с тех пор, как в последнее время начали затруднять и суживать кубрацкие пути к наживе. Книжки, выправленные счастливыми, стали своего рода выигрышными билетами с большой премией, когда получателями принесены были из могилевского банка на мстиславскую биржу. Вместе с книжкой начали покупать еще право, сверх оплаты предварительных издержек, возмещая последние щедрой рукой (как спекулировали продажей на охотников поддельных книжек, то есть прошнурованных, но в исходящий журнал не записанных).

Из этого можно судить, насколько и в самом деле прибылен промысел и сколько группируется данных для того, чтобы все промышленники сбились в тесный круг, в своего рода общество или артель, где все должны играть в одну руку и вставать друг за друга плотной стеной. Общественное недовольство с некоторым оттенком нескрываемого презрения к ним и их ремеслу еще больше сплачивает их между собой и объединяет в известного рода силу, борьба с которой представляет уже некоторые трудности и препятствия.

- Если не выдавать им вовсе книжек, - толкуют местные ревнители правды, - то бедность церквей и настоятельные нужды (не для роскошного, а для приличного только вида) всегда вызовут надобность в помощи таких людей, которые были бы посредниками между нуждающимся и готовым помочь. Форма готова - зачем ходить далеко? Наймешь охотливого и умелого, выправишь ему книжку сам, чтобы избавить его от излишних расходов и на церковь получить больше, - и пошлешь. Все же что-нибудь и принесут - принесут, несомненно, а и что-нибудь, ввиду нужд заветшалых деревянных церквей наших, много значит.

- Однако посланники эти, - возражали мы, - ходят с такими вредными товарищами, каковы: обман и своекорыстие...

- Некоторые, говорят, про всякий случай запасаются монашеским платьем (поддерживали и подкрепляли нас). Один в Петербурге сказывался монахом с Афона из монастыря, который погорел, и 60 братий осталось в одних рубахах. Случился наш мстиславский при этом, узнал в монахе кубрака и уличил его.

- У них в слободке и сейчас можно встретить такого, у которого очень круглая борода выросла (в наших местах такие редко попадаются); указывают на него, что он-де и ризу надевал, и молебны певал, где это требовалось, и тому веровалось. Но все это слухи, требующие подкрепления.

Тем не менее лучших слухов, хороших рассказов про них не слышно, а все такие возмутительные - про плутни и вранье, в которых можно утешаться лишь одним, что они топорного, грубого дела и нехитрого вымысла: сметливый и толковый может сейчас догадаться.

На меня, на ловца этих сведений, набежал зверь сам без привады, явившись (по возвращении моем в Петербург из восточной половины Белоруссии, как раз на второй день) с блюдечком, книжкой и рассказом о несчастном городе, в котором-де сгорело 12 церквей.

- Какой же этот несчастный город?

- Мстиславль.

- Да там, кажется, и всего-то семь церквей - я там был.

- Не вы ли это с Иваном-то Ивановичем на Девьем Городке были?

Вот и знакомый даже, который нисколько, однако, не сконфузился и, признавшись таковым, не торопясь повернулся и направился к двери, не пожелал даже и подаяния.

Как теперь помню его чугунное, отекшее лицо с красными и ясными, так называемыми «чертами из жизни» на носу, - не пьяный, но с крепкого похмелья и последствиями его, не позволявшими, стоя к нему близко, с ним разговаривать.

Это ли достойные звания и чести адвокаты за церковную нужду и представители такого подвига, который на Руси считается святым? Неужели нет иных способов заменить их, этих паломников, отживших свой век и переродившихся из овцы в волка? Неужели наш век, облегчивший пути сообщения и сокративший дороги для пешего хождения, не даст иных средств на замену древнерусских? Несомненно, главным образом то, что добрая доля причин, поддерживающих кубрачество, все-таки заключается в неграмотности деревенского люда и в предрассудочности городских жителей - словом, основывается на тех подпорах, которые достались от предков, сильно подгнили и готовы рухнуть при первом решительном и смелом натиске.

Не выходя из того же Мстиславля, в котором две сотни кубраков в сотню лет не только не построили каменных церквей, но и не зачинили четырех наличных деревянных, - мы находим определенный ответ на вопросы.