Ублюдочных сук, что позарились на жизнь моей Моськи. Воспоминания все еще впиваются в мозг тяжелыми, болезненными триггерами, а я мечусь по белому коридору туда-обратно, как зверюга в клетке.
— Пашка, бля, ты как?! — мне навстречу летит Кабанов, белее стены.
Испугался сучок?
Что ж, есть чего.
Сходу бью его в челюсть и Кабана уносит к стене.
— Почему ты не сказал мне о ней?! О Лерке почему не сказал?!
— Я не знал, Паш. Клянусь, я даже не думал, что она может быть при делах! Вы же расстались хрен знает когда!
— Найди мне эту суку! Найди! — ору на друга, который, собственно, никаким боком тут не крайний, но он должен был помнить все, пока я был в «отключке»!
Должен был предупредить меня.
А я должен был защитить Надю.
Вместо этого оставил их одних…
— А с Весниным что делать? Он в подвале у меня сидит.
— С ним я позже разберусь.
Наденька все так же сидит без движения, глядя застывшим взглядом куда-то мимо меня, а я не знаю, что ей сказать. Не знаю, как поддержать ее сейчас.
— Все будет хорошо, Надюш. Посмотри на меня, — приседаю напротив и беру в руки ее лицо. — Бармалей выживет. Здесь лучшие ветеринары.
— Это все из-за тебя, — превращает сердце в фарш своими словами, пробуждая ярость, которую я старательно подавляю, не позволяя ей вырваться наружу.
ГЛАВА 20
Я видела, как он нервничает и злится. Носился по коридору ветклиники, словно сумасшедший.
Наверное, мне следовало поддержать его…
Только никаких моральных сил на это не осталось.
Да и не он нуждается в поддержке, а мой Бармалейка, что сейчас на операционном столе.
Когда к нам вышел врач, ноги перестали меня слушаться и, чтобы встать, пришлось опереться о стену.
Я так боялась услышать страшную весть, что темнело в глазах, а тело сотрясало мелкой дрожью.
— Все будет хорошо, Надежда. Не волнуйтесь. Ваш друг будет жить. Правда, ему придется побыть у нас под присмотром дня три-четыре.
За спиной шумно выдохнул Паша, а у меня подогнулись ноги.
— А можно к нему? — задала совсем уж дурацкий вопрос, но так хотелось взглянуть на Бармалейку хотя бы одним глазком. — Пожалуйста!
Уж не знаю, пожалел ли меня доктор, или, быть может, дело сделал авторитет Князева, но меня пустили.
Бармалейка спал, тихо посапывая и тяжело дыша. Сердце сжалось от тоски и боли.
— Бармалейка мой. Маленький мой, — гладила его по лохматой голове, глотая слезы.
Перед глазами все еще возникал образ безжалостного ублюдка, что ранил моего друга и в венах закипала кровь.
Я, конечно же, не оправдываю убийство и даже боевики не смотрю, потому как не прельщает кровь и насилие. Но тому, что напавший на нас убит — радовалась и тешилась черным злорадством.
— Нам пора, Надюш, — Паша подошел неслышно, а я вздрогнула. — Тише, не бойся, — обнял меня сзади и, положив подбородок мне на плечо, взглянул на Бармалейку. — Видишь, все с ним в порядке будет. Собаки быстро выздоравливают. Он здесь будет в полной безопасности и нам тоже нужно отдохнуть. Поехали домой?
— Я здесь останусь, — сейчас совершенно не хотелось выяснять отношения, но знала, что этого не избежать.
Я явно погорячилась, когда впустила в свою жизнь малознакомого человека с криминальным прошлым, да, скорее всего, и настоящим.
Теперь, когда розовые очки свалились, все виделось в абсолютно другом свете.
— Нельзя, Надь. Это не больница. Поехали домой. Давай же, Моська, — обхватил мою талию крепче и зашептал на ухо: — Позволь мне заботиться о тебе. Большего не прошу.
Я высвободилась из его цепких объятий и поцеловала Бармалея в горячий сухой нос.
— Отвези меня домой. Ко мне домой. Этого будет достаточно.
— Ну конечно. Старая песня, блять. Надь, давай без этого, а? Я понимаю, что ты сегодня перенервничала. Нам просто нужно отдохнуть.
Устала спорить с ним.
Доказывать, что не все должно быть по его.
Что у меня тоже есть свое мнение.
Хотя… Разве я высказывала свое мнение?
Хоть раз дала ему понять, что меня нужно слушать и слышать?
Нет. Я все время молчала, предоставив ему возможность все решать за меня.
А может просто его напор меня обескуражил.
В любом случае, это уже не важно.
— Да, Паш. Ты прав. Нам нужно отдохнуть. Но я хочу отдыхать сейчас одна, понимаешь? В своей квартире, куда не вломятся твои бывшие подружки со своими карманными убийцами. А ты разберись пока со своей личной жизнью.
Словно каменное изваяние он застыл, глядя мне в глаза пронзительным, пробирающим до мурашек взглядом.
— Надя, — предупреждающим тоном и головой покачивает. — Не дури, Надь. Не смей, слышишь?
А у меня сердце в груди кульбит сделало и замерло.
Жаль его.
И себя жаль.
До боли сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в свои ладони, чтобы не включить заднюю, чтобы не сдаться.
По крайней мере, пока я не отойду от этого всего и не решу, чего вообще хочу.
— Паш, нам нужно сделать перерыв. Мы слишком торопимся, понимаешь? Ты отпусти меня… А потом встретимся, как-нибудь. Позже, — в горле застряет здоровенный ком и мне становится трудно дышать от переизбытка всего того, что сейчас бурлит во мне, обжигая изнутри похлеще кипятка.