Бродовский котел

Но лейтенант стоял на своем. И столько искренней мольбы было в его голосе, что комэска смягчился:

— Ладно, готовьтесь. Завтра пойдете в составе шестерки.

Ведя решительное наступление, наши войска окружили юго-западнее города Броды крупную группировку противника. Гитлеровцы во что бы то ни стало стремились подтянуть резервы на помощь окруженным войскам. Со стороны Львова на Броды шли танки, артиллерия, пехота. Выйти наперерез вражеским резервам, не дать им возможности прорваться на Броды — такая задача была поставлена перед танковыми и стрелковыми частями. Поддержку с воздуха им оказывала авиационная дивизия генерала Котельникова, в составе которой начинал свой боевой путь младший лейтенант Артамонов.

Небо в районе озерца Заложце и села Плотыча как будто начинили металлом. Такую этажерку выстроили наши самолеты — поди разберись. Три этажа «илов», чуть выше «Пе-2», а еще выше — «лавочкины», «яки»… И все это бомбит, стреляет, штурмует…

Артамонов, так и не разобравшись по-настоящему, что происходит, бросал бомбы, заходил на штурмовку, больше думая о том, как бы не оторваться от строя, чем о результатах своей работы. Шутка ли, первый вылет — и в такое пекло! Потом уже, возвращаясь на аэродром, он, стыдясь, вспомнил эти несколько минут над целью, ожидая неизбежного разноса. Но вместо этого комэска сказал:

— Молодец, Артамонов! Строй держать можешь. Значит, и воевать научишься… Впрочем, я видел, как ты бомбы уложил в батарею. Для первого раза совсем неплохо…

…«Спарка» стремительно набирала высоту. Сидя в инструкторской кабине, подполковник чувствовал, как уверенно пилотирует машину лейтенант. Но иногда стрелки приборов чуть переходили границы заданного режима, и тогда Артамонов спокойно предостерегал пилота:

— Не увлекайся, не увлекайся…

Карл Корнеевич хорошо понимал, что значит для летчика излишняя увлеченность. Тогда, в сорок четвертом, он чуть не погиб из-за этого. Да, спасибо, товарищи выручили.

…Будто сейчас помнит он ту памятную штурмовку небольшой станции Ходоров, где скопилось несколько вражеских эшелонов с боевой техникой. Как хотелось ему тогда точно в цель уложить все свои бомбы и эрэсы! Может, именно потому и затянул немножко пикирование. Чтобы уж попасть наверняка! Чтобы захлебнулись проклятые фашисты в собственной крови! И младший лейтенант не ошибся в расчетах. Вспыхнули внизу ярким пламенем цистерны, заметались в животном страхе гитлеровские солдаты. Так вам, гады, так!.. За отца, за погибших товарищей, за землю родную…

Почти над самой землей Артамонов взял на себя ручку управления, и когда стал выводить «ил» из пике, краем глаза заметил осиные силуэты «мессеров». Увлекшись атакой, он оторвался от группы и теперь был в небе один против четверки фашистских истребителей.

— Волков, фрицы! — крикнул он стрелку и в ту же секунду ощутил, как пушечная очередь прошила кабину, как задрожала машина.

Штурмовик сразу как-то отяжелел, стал плохо слушаться рулей. Но Артамонов все же набрал метров 500 высоты и, выровняв машину, дал полный газ. Но догнать группу не удавалось. А «мессеры» уже заходили в новую атаку…

Стрелок юлой вертелся в тесной кабине, посылая длинные очереди из пулемета. Но все-таки один из гитлеровцев сумел приблизиться к штурмовику, и Артамонов увидел, как начисто срезало снарядом часть правой плоскости, почувствовал, как потянуло сквозняком через пробоину в фюзеляже. Казалось, еще минута-другая и «мессеры» добьют израненный штурмовик. В этот миг в строй фашистов врезался краснозвездный ястребок. По номеру и алому коку Артамонов узнал машину Героя Советского Союза капитана Шадрина — командира группы прикрытия.

— Держись, «горбатый»! Держись, браток!

Два «мессера» так и не закончили атаку. Один, не выходя из пике, врезался в землю, другой, густо задымив, скрылся за кромкой леса. Вторая пара не рискнула вступать в бой.

Артамонов, чудом удерживая самолет в воздухе, тянул к своему аэродрому. И хотя устал до предела, знал, что предстоит сложнейшая посадка на почти неуправляемой машине, на сердце у него было радостно: все-таки его бомбы и эрэсы точно легли в цель…

Мелькнули под крылом знакомые ориентиры. Лейтенант хотел начать разворот, но штурмовик упрямо шел только по прямой. Еще попытка, еще — и снова безрезультатно. «Не сесть, — мелькнула мысль, — рули не действуют». Он лихорадочно соображал, что делать. Выпрыгнуть с парашютом? Но ведь тогда он обречет себя на бездействие. Новую машину не скоро получишь. А тут такие бои… И личный счет мести он едва только начал…

— Волков! Прыгай! — подал он команду стрелку. — А я попытаюсь как-нибудь развернуться…

Это было странное зрелище. Товарищи с земли тревожно наблюдали, как штурмовик с разлохмаченной на конце разрывом снаряда плоскостью, натужно завывая и гудя, описывал в небе едва заметную дугу; как через несколько минут он скрылся за горизонтом, потом совсем с другой стороны появился над аэродромом и, перекосясь и теряя высоту, неуклюже пошел на посадку.