Читаем Бродовский котел полностью

В огненной карусели носился на своем ястребке летчик Петр Гучок. На его счету уже шесть побед в схватках с фашистскими стервятниками над землями западных областей Украины. И сейчас он отправил двух «мессеров» в последнее пике.

Гучок заметил, как пара подоспевших «мессеров» устремилась к самолету товарища. Петр поспешил на выручку. Сделав резкий разворот, он послал длинную очередь по фашисту — ведущему пары, и тот круто отпрянул в сторону.

Но неожиданно Петр Гучок увидел рядом с собой самолет с черно-желтым крестом на фюзеляже. Редкий случай! Ни из пулемета, ни из пушки не ударить по врагу. А пока займешь нужное положение для стрельбы — сам попадешь под огонь. Немец тоже понимает, что малейший отход в любом направлении для него смертельно опасен. Какие-то секунды два истребителя шли рядом.

Гучок напряг всю волю: враг так близко — казалось, протяни руку и достанешь фашиста кулаком по голове. Мгновенно созрела мысль: столкнуть «мессера» ударом своей машины. Рискованно. Но не выпускать же его из рук живым!

Петр бросил самолет вправо. Расчет мужественного летчика оказался безупречно точным: мощное крыло ястребка как ножом снесло хвостовое оперение «мессершмитта». Тот клюнул носом, накренился и пошел вниз.

Но и самолет Гучка стал крениться вправо. До аэродрома он не дотянул. Выбрав ровную площадку, летчик приземлил почти неуправляемый истребитель в расположении наших войск.

Вскоре на автомашине прибыла группа авиаспециалистов. Петр рассказал, как все произошло.

…209 боевых вылетов совершил лейтенант Гучок за время Великой Отечественной войны, сбил восемнадцать вражеских самолетов. После завершения Львовско-Сандомирской операции отважный сын белорусского народа Петр Иосифович Гучок удостоен звания Героя Советского Союза.

Он погиб смертью храбрых в одном из воздушных боев под Берлином.

М. В. Вербинский, подполковник запаса

БЕРЕЗКИ У ДОРОГИ


Ф. И. Горенчук

В. Н. Красов


Тихий древний городок утопает в зелени садов. И здесь, на окраине Золочева, развесистые деревья густыми косами-ветвями прикрывают братские могилы… Весь в цветах строгий обелиск из черного мрамора. Лучи солнца освещают его верхний срез. На обелиске четко выделяется портрет капитана. Высокий лоб, худощавые щеки, чуть тронутые улыбкой губы…

К памятнику обращено суровое, изборожденное морщинками лицо пожилого человека в погонах полковника. Его обнаженная голова словно припорошена снегом, из-под густых лохматых бровей скорбно смотрят глаза.

Кругом ни звука. Только ветерок шепчется с листьями.

Подошедшие пионеры остановились, приумолкли, глядя на черный мрамор обелиска и застывшего у него человека.

Тише, друзья!

Ветеран войны разговаривает с оставшимся для него вечно живым капитаном. Кто он ему? Сын? Однополчанин?

Недолго стоял здесь, сжимая в руке фуражку, гвардии полковник в отставке Феодосий Иванович Горенчук. Но за какие-то минуты он будто вновь прошел пыльными, окутанными пороховым дымом и гарью военными дорогами.

Первые бои на границе… Грохот пушек, лязг танковых гусениц. Зарева пожаров. Неубранный хлеб на полях. Поднявшийся с запада снарядный смерч не утихал ни на минуту. Горенчук был среди тех, кто в грозные июльские дни сдерживал натиск врага. На каждом рубеже красноармейцы сражались, не зная, что такое отдых. Из боя — в бой.

Водил он в атаки воинов под Могилевом, Минском, защищал Смоленск. Шел в контрнаступление по полям Подмосковья, видел, как горел, плавился металл, как багровел снег от крови…

Затем учеба в военно-политической академии. Здесь познакомился с веселым голубоглазым капитаном. Это был Виктор Красов. Они подружились. Горенчук делился боевым опытом, много рассказывал о своей Винничине, Красов — о том, как сражался под Ленинградом, защищая «дорогу жизни», о родной Орловщине…

Весной сорок четвертого Горенчук уехал на фронт. Красов остался еще учиться. «Может, встретимся где-то на дорогах войны?» — сказал один. «Это было бы замечательно», — ответил другой…

Кантемировский корпус сражался за Днепром, когда туда прибыл капитан Горенчук. Здесь ему, политработнику, доверили командовать танковым батальоном. И сразу — в бой. А схватки были жестокие, жаркие. В одной из атак он был ранен. Но Горенчук не покинул строй. И однажды случилось неожиданное.

…Гремел бой. Танки батальона стреляли из укрытия по гитлеровцам, окопавшимся на холмах около деревни. Вдруг к командирской машине подкатила «тридцатьчетверка». Из открытого люка вышел танкист. Взглянул на него комбат и радостно воскликнул:

— Виктор! Откуда? С неба свалился?

— Гора с горой не сходится…

Друзья обнялись.

— Что ж, будем вместе освобождать Украину, — сказал Горенчук.

— А этого стального коня где взял? — взгляд Горенчука скользнул по «тридцатьчетверке».

— Танк с экипажем комбриг дал — на пополнение выбывших из строя.

— Вот это здорово! — обрадовался командир и замполиту с фронтовой закалкой, и новой боевой машине — Отдохнуть надо с дороги, товарищ замполит, — сказал Горенчук.

— На каком фланге у вас труднее — туда и на отдых, — улыбнулся Красов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное