Брокер

О да. Он долго рассказывал о трех своих детях — их имена, возраст, род занятий, место жительства, их жены и дети. Кое-что он выдумывал по ходу рассказа, и ему удалось сотворить чудо, представив свои семейные дела как относительно нормальные. Франческа слушала внимательно, вмешиваясь только, чтобы исправить произношение или ошибку в спряжении глагола. Один из братьев Нино принес шоколад и задержался у стола, чтобы сказать, расплывшись в широкой улыбке:

— Parla molto bene, signore. — Вы очень хорошо говорите, синьор.

Через час она начала волноваться, и Марко понял, что ей не по себе. Наконец он уговорил ее, что пора уходить, и с радостью проводил ее по улице Минцони. Правой рукой она взяла его под локоть, левой помогала себе палкой. Они старались идти как можно медленнее. Ей явно не хотелось возвращаться домой и дежурить у смертного одра. Он был готов идти как угодно долго, чувствовать прикосновение ее руки, человека, который нуждается в его помощи.

У ее двери они расцеловались на прощание и договорились встретиться завтра у Нино в то же время за тем же столиком.

* * *

Джейси Хаббард провел в Вашингтоне почти двадцать пять лет, четверть века путаясь в высшей лиге длиннющей череды доступных женщин. Последней из них была Мэй Сун, красотка ростом метр восемьдесят, идеального сложения, с черной бездной глаз и хриплым голосом, который с легкостью выманил Джейси из бара и усадил на заднее сиденье машины. По истечении часа грубого секса она доставила его к Сэмми Тину, который его прикончил и бросил на могиле брата.

Когда для организации убийства требовался секс, Сэмми обращался к услугам Мэй Сун. Она и сама была агентом министерства государственной безопасности Китая, а ноги и красивое лицо добавляли ей то измерение, которое по меньшей мере в трех случаях доказало свою безотказность. Он вызвал ее в Болонью не для соблазнения Бэкмана, а чтобы на пару с другим агентом сыграть роль счастливой супружеской четы туристов. Впрочем, соблазнение тоже не исключалось. Особенно учитывая, что дело касалось Бэкмана. Бедняга шесть лет не знал женщин, угодив за решетку.

Мэй обнаружила Марко, когда он в людской толпе шел по страда Маджоре в общем направлении к улице Фондацца. С невероятным проворством она почти нагнала его, достала из сумочки мобильник, и все это с таким видом, будто ее не интересовало ничего, кроме витрин магазинов.

Но тут он как сквозь землю провалился. Марко внезапно взял влево, свернув на узенькую улицу Бегатто, и направился на север, подальше от улицы Фондацца. Когда она тоже повернула налево, его и след простыл.

Глава 25

Наконец-то в Болонью пришла весна. Упали последние снежные хлопья. Накануне температура приблизилась к десяти градусам тепла, и когда Марко еще до рассвета вышел на улицу, он подумал, что пора снимать теплую куртку и надевать пиджак. Он сделал несколько шагов по крытой галерее, привыкая к теплой погоде, но потом решил, что пока еще все-таки прохладно и зимнюю куртку снимать рановато. В случае необходимости он вернется домой через час-другой и переоденется. Он засунул руки в карманы и отправился на утреннюю прогулку.

Он не мог думать ни о чем, кроме публикации в «Нью-Йорк таймс». Собственное имя, красовавшееся на первой полосе, вызвало болезненные воспоминания и тревогу. За ложное обвинение в подкупе президента можно привлечь к судебной ответственности, и в другой жизни он начал бы день с предъявления судебных исков любым клеветникам. Он отсудил бы в качестве компенсации саму газету.

Однако возникающие вопросы заставляли держаться настороже. Чем чревато для него это новое внимание к его особе? Не заставит ли его Луиджи снова спасаться бегством и прятаться где-то еще?

И самое главное: грозит ли ему сегодня большая опасность, чем вчера?

Он чувствовал себя в безопасности в этом милом городе, где никто не знает, кто он такой. Никто не в состоянии его опознать по внешнему виду. Никому до него нет никакого дела. Жители Болоньи заняты своими делами и не вникают в чужие.

Да он и сам не может себя узнать. Каждое утро, побрившись, надев очки и коричневую вельветовую шоферскую кепку, он вглядывался в свое отражение в зеркале и здоровался с самим собой. Давно исчезли одутловатые щеки и отекшие глаза, густые длинные волосы. Давным-давно исчезли самодовольная ухмылка и надменное выражение лица. Теперь он — один из многих тихих, незаметных прохожих.

Марко жил одним днем, дни громоздились, накапливались. Никто из тех, кто прочитал статью, не знает, где он и что делает.

Он прошел мимо мужчины в темном костюме и сразу почуял неладное. Костюм выглядел абсолютно неуместным. Явно иностранного покроя, купленный в дешевом магазине готового платья, того типа, что он видел каждый день в другой своей жизни. Белая сорочка на пуговицах до пупа тоже примелькалась лет тридцать назад в округе Колумбия. Он когда-то подумывал о том, чтобы особым приказом по фирме запретить бело-синие рубашки такого покроя, но Карл Пратт сумел его от этого отговорить.

Цвет галстука ему определить не удалось.