— Так, наша сестра Стефани этим летом вышла замуж, она работает в банке. Это ее брат, — Кэнди указала на другую фотографию. — Он учится в Калифорнийском университете. Кажется, изучает торговое дело или типа того. Николь пару лет назад окончила экологический факультет и теперь вроде работает в службе лесного хозяйства.
Кэнди продолжила хвастаться родственниками. Алексис чувствовала себя неуютно, слушая истории из жизни совершенно чужой семьи. В их жилах текла родная кровь, но никто из них ей не знаком. Она — словно отломанная ветка семейного древа. Алексис прочистила горло и спросила, запинаясь:
— А твои… то есть наши дедушка с бабушкой живы?
— Только бабушка. Она живет в доме престарелых, у нее альцгеймер.
— Жаль слышать.
— Дедушка умер десять лет назад, сердечный приступ.
Еще около получаса ушло на остальные фотографии, и под конец Алексис чувствовала себя так, будто побывала на презентации собственной родословной.
— Ну вот, теперь ты всех знаешь.
Кэнди передала кожаный альбом Алексис, которая его с улыбкой взяла. Тишина затягивалась. Наконец Алексис спросила:
— Так, э-э, Кэролайн и Джек не подходят в качестве доноров?
— Они оба сдали кровь, но не подошли. А бабушка не может стать донором из-за болезни — не в состоянии дать согласие.
— То есть получается, кроме меня, вариантов действительно нет?
— Прости, — спешно выпалила Кэнди. — Я не хотела тебя расстраивать.
Алексис встала и положила альбом на тумбочку.
— Ничего, я ведь сама спросила.
— Мне кажется, рядом с тобой я вечно говорю бестактности.
Она обернулась и скрестила руки на груди.
— Завязывай уже. Сложившаяся ситуация далека от нормальной.
— Не то слово, — усмехнулась Кэнди.
Их глаза — такие одинаковые — встретились, и между ними промелькнуло понимание. Кэнди оказалась замешанной в эту историю так же невольно, как и Алексис. Их обеих затянуло в болото родительских ошибок и их последствий, и теперь они обе по-своему от этого страдали.
На душе стало тепло, и, возвращаясь в кровать, Алексис попросила:
— Расскажи о себе.
— Обо мне? — Кэнди удивленно распахнула глаза.
— Ты столько всего рассказала о своей семье, а о тебе я знаю лишь то, что рядом со мной тебе неловко и однажды ты сделала ДНК-тест.
Кэнди пожала плечами, но в этом простом жесте ощущалась тяжесть целой жизни.
— Я в семье вроде белой вороны.
— С чего ты взяла?
Она уставилась на ногти со старым лаком.
— Я понятия не имею, чего хочу от жизни. Четыре раза меняла специализацию.
— Что с того?
— Это не в духе Вандерпулов: мы всегда знаем, чего хотим.
— Тогда поступай в собственном духе. Жизнь коротка. — К ужасу Алексис, глаза Кэнди наполнились слезами. — Прости, я… Так бестактно, учитывая состояние твоего отца.
Она вяло пожала плечами.
— Мне тоже несладко пришлось, когда я о тебе узнала.
— Представляю.
На лицо Кэнди нашла тень.
— Сперва он все отрицал. Что ты его дочь. — Алексис подавила вспышку обиды от этих слов. — Но тест не ошибается. Такой процент схожей ДНК может быть только при общем родителе.
— Наверное, он сам был шокирован.
Кэнди кивнула, уставившись в пространство перед собой.
— Он умолял меня не говорить маме. Я возненавидела его за то, что он просил врать ей ради него.
— Однако ты солгала.
— Да, но только ради мамы. — Она прикусила губу. — Мне ужасно стыдно, что я не предупредила ее о твоем приходе. Она все еще на меня злится.
Алексис скрестила ноги на кровати и повернулась к Кэнди лицом.
— Послушай, не позволяй всей этой истории встать между тобой и родителями. Обиды ничего не исправят.
— Не в обиде дело! Я не понимаю, как он мог просто бросить вас с твоей мамой.
— Если бы он этого не сделал, тебя бы сейчас не было. Кроме того, он ведь не знал о беременности моей мамы. Она тоже виновата.
Этим признанием Алексис словно выпила стопку уксуса, которая обожгла ей все внутренности. Тем не менее такова горькая правда. Мама могла рассказать Эллиотту о беременности, более того — должна была рассказать. И самое печальное, у Алексис теперь даже нет возможности узнать, почему она утаила от него эту информацию.
У Кэнди задрожали губы, она помотала головой, словно прогоняя непрошеные эмоции.
— У тебя есть фотографии мамы?
Алексис молча подошла к своей сумке, достала телефон и, открыв папку с мамиными снимками, передала Кэнди. Та медленно их пролистала, словно пытаясь познакомиться с женщиной, которая некогда была важной частью жизни ее отца.
— Очень красивая.
Алексис взглянула на экран — на нем была фотография с ее выпускного из кулинарного колледжа.
— Папа прав, — заметила Кэндис, — ты действительно сильно на нее похожа.
— Но цвет глаз точно Эллиотта.
— И мой.
— И Кейдена, — добавила Алексис и мигом пожалела о сказанном: Кэнди счастливо просияла.
— Спасибо за фотографии, — поблагодарила она, отдавая телефон.
— Других родственников у меня нет. Мама была единственным ребенком в семье, как и я.
— Одиноко, вероятно. — Кэнди ахнула и ударила себя по лбу. — Ну почему я вечно ляпаю глупости?
— Отчего же глупости? Да, порой было одиноко. — Очередное горькое признание. Очередной укол обиды, в этот раз на маму. На глаза набежали слезы, и Алексис спешно отвернулась.