Bromance. Тайный клуб романтиков

Гевин еще раз прерывисто вздохнул и вкратце рассказал отцу обо всем – у них были проблемы, они сильно поссорились, он съехал на пару недель, теперь он снова дома, но дела идут неважно. Самый постыдный аспект он опустил.

Отец тяжело вздохнул.

– Почему ты не сказал мне раньше?

– Не знаю. Наверное, не хотел тебя беспокоить. Ну что ты м-можешь посоветовать, у вас-то с мамой не было ничего подобного, так что…

Неожиданно отец рассмеялся.

– Ты уверен?

– Ну да.

– Значит, мы скрывали это лучше, чем я думал.

Гевин ошеломленно пробормотал:

– О ч-чем ты?

– Сынок, нельзя прожить в браке почти тридцать лет, не пройдя хоть однажды через ад. Спроси свою мать, и она расскажет тебе, что когда-то осталась со мной, только чтобы не пришлось одной растить вас, мальчишек. И сказала мне об этом прямо в лицо.

В ушах Гевина зашумело, где-то рухнула иллюзия, которая называлась его детством.

– Но вы никогда не ссорились…

– При детях никогда, а вообще ругались много. Да до сих пор ругаемся!

– Из-за чего? – Гевин чувствовал себя как ребенок, которому сообщили, что Санта-Клауса не бывает.

– Да мало ли из-за чего! Она злится на меня за то, что я оставил грязную посуду, не засунул ее в посудомоечную машину, а я злюсь на нее за то, что она не записала расходы по дебетовой карте в чековую книжку.

Гевин фыркнул.

– Папа, ну кто сейчас пользуется чековой книжкой.

– О господи! Еще и ты будешь на меня нападать!

Гевин тупо уставился на темное поле перед собой. Он не мог понять, что испытывает – опустошение или облегчение, – узнав, что брак родителей не был идеальным.

– Послушай, папа, я п-понимаю, о чем ты говоришь, но вы-то с мамой наверняка ссоритесь из-за какой-нибудь ерунды. У нас с Теей п-проблемы посерьезнее.

– Неужели ты думаешь, что твоя мать решила бы бросить меня из-за немытой посуды? Все было гораздо хуже.

Гевин шаркал ботинком по пыли.

– Сынок, кое о чем я тебе никогда не рассказывал, но сейчас расскажу. Только не перебивай.

Гевин напрягся.

– Не буду.

– Когда ты впервые сказал нам о Тее, о том, что встретил женщину, мы были так счастливы, потому что ты был счастлив. Наконец-то. И тут через пару месяцев ты сообщаешь, что она беременна и вы собираетесь пожениться. Вот тогда у нас радости поубавилось.

– Ч-что? Почему?

– Я же просил не перебивать.

Гевин пробормотал извинения.

– Ты был стопроцентным кандидатом в высшую лигу, Гев. Мы знали это, когда ты еще учился в старших классах. Но с девушками ты был, скажем так, наивен.

Только этого не хватало! Даже собственные родители считали его гребаным неудачником.

– Мы боялись, что ты станешь легкой добычей для какой-нибудь ушлой девицы, которая обведет тебя вокруг пальца из-за денег, которые ты будешь зарабатывать.

Внезапно его охватил гнев.

– Тея не такая!

– Знаю, сынок. Как только мы ее увидели, мы все поняли. И знаешь почему?

– Почему?

– Ее не раздражало твое заикание. Она не притворялась, будто его не существует. Всю свою жизнь ты думал, что тебе нужна женщина, которая полюбит тебя, несмотря на заикание, а тебе нужна была женщина, которая любила бы тебя вместе с ним, потому что заикание – часть тебя. Тея как раз такая женщина.

Да, так оно и было. А Гевин вот-вот потеряет ее.

Его отец внезапно замолчал, и на заднем плане Гевин услышал предательский скрип задней двери родительского дома.

– Мама пришла, – тихо сказал отец.

Черт, как некстати!

– Не говори ей про Тею.

– Не буду, – обещал отец и добавил громче: – Эй, я разговариваю с Гевом.

Где-то в глубине дома его брат прокричал то ли «он мне должен», то ли «ну его в жопу». От него можно было ожидать и то, и другое.

Наконец Гевин вновь услышал тихий голос отца:

– Послушай меня, сынок. Каких бы ошибок ты ни наделал, всеми силами старайся их исправить и помириться с Теей, слышишь?

– Я стараюсь.

– Старайся больше.

И с этими словами отец, будь он неладен, повесил трубку! Как бы подтверждая окончательно, что дела плохи.

Коротко свистнув, Гевин подозвал Баттера и медленно побежал по дорожке парка к дому. Он вошел через парадную дверь. В доме было темно и тихо. Баттер направился прямиком к своей миске с водой и умудрился разлить половину на пол. Вытерев пол, Гевин поднялся наверх. Ему нужно было принять душ, но он обнаружил, что ноги несут его к двери ее спальни.

Их спальни.

Он поднял руку, чтобы постучать, борясь с негодованием от того, что приходится просить разрешения войти в собственную спальню. Тея ответила не сразу, и даже секундной задержки было достаточно, чтобы он покрылся испариной.

– Входи, – наконец сказала она.

Дверь тихонько скрипнула. Спальню освещала лишь прикроватная лампа, окрашивающая все вокруг в мягкий желтый цвет. В воздухе витал аромат лосьона Теи. Сама она сидела на кровати, прислонившись спиной к изголовью, и держала на коленях ноутбук. Ее волосы были завернуты в полотенце, как всегда после душа, вместо ночной рубашки она надела одну из его футболок. Сердце Гевина запрыгало в груди. Что бы она сказала, если бы он признался, что каждый раз, когда искал облегчения с помощью собственной руки, он представлял Тею именно такой – теплой, мягкой и ненамеренно сексуальной?