Она бросилась к бельевому шкафу, взяла стопку полотенец – и как только он умудрился их не заметить! – и бросилась обратно.
– Где они были?
– В шкафу. – Она бросила стопку на пол и ополоснула волосы Авы. – Все, милая, иди к папочке.
– Хочу к маме! – захныкала Ава.
– Придется терпеть меня, нытик.
Гевин вынул дочурку из ванны, опустился на колени, чтобы вытереть ее, и задел Тею. Она отодвинулась, он ответил ей раздраженным хмурым взглядом.
– Пойду укладывать Аву, – сказал Гевин.
Он взял Аву на руки, положив ее головку себе на плечо, и вышел из ванной.
Тея закончила расчесывать Амелию и посмотрела на все еще бледное личико дочки.
– Тебе лучше, малыш?
Амелия кивнула и зевнула во весь рот. Ну, сегодня она заснет рано.
– Вот и все, милая.
Тея вытащила Амелию из ванны, вытерла и отнесла в спальню. Гевин, сидя на полу, натягивал на Аву пижаму. Он поднял глаза на Тею. Она на него даже не взглянула. От досады шея Гевина покраснела. Он подтянул на Аве пижамные штаны.
– Пошли в кроватку.
– Я хочу маму!
Боже. Разве не больно услышать такое? Раньше он и не подозревал, что дети могут так ранить. Гевин встал и поднял Аву.
– Мама одевает Амелию.
Он оглянулся. Тея уложила Амелию на кровать, помогла надеть ночную рубашку. Амелия прижалась лицом к шее матери, а та гладила ее по голове, нашептывая что-то ласковое, успокаивающее. Что именно, Гевин не мог расслышать. Но он слышал ее голос. Нежный и любящий. В эту минуту Гевин безумно ревновал жену к собственному ребенку.
Ава зевнула, и Гевин опустил ее на кровать, приподняв одеяло, чтобы она могла забраться под него.
Тея откинула бортик детской кроватки, пододвинула Амелию на середину и улеглась с краю.
Двойной матрас был все равно маловат для длинного тела Гевина, но он улегся рядом с Авой и убрал мокрые волосы с ее лица.
– Тебе лучше? – прошептал он.
Она покачала головой, снова зевнув.
– Животик больше не болит.
– Это хорошо. Наверное, ты просто слишком много ела у дяди Дэла.
– Я съела три куска пирога.
Ничего себе!
– Где же ты раздобыла целых три куска?
– Мак сказал, что мы можем есть сколько захотим.
Гевин был готов убить этого мудака.
– Нужно всегда спрашивать маму или папу, малыш. Разве ты не знаешь?
– Мама бы не разрешила.
Гевин усмехнулся.
– Конечно. Потому, что она знает, что если съесть слишком много, то заболеешь.
Веки Авы отяжелели, она прижала к лицу свою любимую плюшевую игрушку. Когда-то утка была ярко-желтой, но теперь от чрезмерной любви поблекла и приобрела тусклый оттенок. Гевин погладил дочку по крошечной спинке, чувствуя сквозь пижаму тепло ее кожи.
– Папа, – прошептала она, распахнув глаза.
– Что, солнышко?
– Я должна поцеловать тебя на ночь. – Она подняла голову с подушки и вытянула губки.
Волна нежности и тоски разлилась в груди Гевина. Он поцеловал дочку, перекатился на бок и обнял ее одной рукой. Через несколько секунд она уже спала. Гевин уткнулся лицом в ее мокрые волосы и вдохнул Авин неповторимый аромат. Много раз он слышал, что люди готовы на все ради своих детей. Что они пойдут на край света, чтобы защитить их, сделают все возможное ради их счастья. Но человек никогда не поймет этого, пока сам не почувствует. Гевин задавался вопросом: испытывали ли его родители к нему и брату то же самое – полное порабощение любовью. Может быть, как раз это имел в виду отец, когда однажды после рождения девочек, увидев, как Гевин с удивлением смотрит на малышек через стекло в отделении интенсивной терапии, хлопнул его по спине и сказал:
– Сынок, ты и понятия не имеешь, что тебя ожидает!
Гевин тогда только усмехнулся, а отец оказался прав. Гевин понятия не имел, как изменится его жизнь после рождения дочек. Из-за них теперь сердце то подпрыгивало от радости, то разрывалось от боли. От страха, что с ними что-то случится, он вдруг становился беспомощным, лишался дара речи. И почему-то из-за них его любовь к жене стала еще сильнее. Он и не думал, что так бывает.
И все это он почти потерял. Вот-вот потеряет… Если бы его отец знал, как Гевин повел себя, он бы разочарованно покачал головой.
За спиной Тея тихим голосом сказала Амелии, чтобы та закрыла глаза, и пожелала дочке хороших снов. От нахлынувших чувств в горле у Гевина встал комок. Через несколько минут кровать Амелии заскрипела, Тея поднялась. Тень ее миниатюрной фигуры упала на кровать Авы. Гевин повернул голову и посмотрел на жену. Она упрямо отказывалась встретиться с ним взглядом, наклонившись к Аве.
– Она быстро уснула, – прошептал он.
Тея на мгновение прижала тыльную сторону ладони ко лбу Авы, а затем к ее щечкам.
– Жара у них нет.
Гевин уже давно перестал спрашивать, откуда Тея знает. «Рука матери – лучший термометр». Это бабушкино высказывание он знал наизусть. Бабушка всегда оказывалась права. Тея безошибочно определяла температуру у девочек.
Устало вздохнув, она выпрямилась.
– Пойду в душ.
Гевин лег на спину, осторожно, чтобы не разбудить Аву, убрал руку.
– Я уберусь в ванной.
Тея поморщилась.
– Совсем забыла. Сама уберусь, а ты помойся в другой.