Бронекатера Сталинграда. Волга в огне

Уже взыграла взаимная неприязнь «мореманов» и «сапог». Пехота на танцах матросню не любила, может, красивой форме завидовала, ревновала к девкам.

– Язык кто-то не по делу распускает. Могу укоротить.

– Попробуй, – засмеялся здоровяк и задвигал тяжелой челюстью, перемалывая новую порцию семечек.

Костя был не из слабаков. Умел за себя постоять, что не раз доказывал еще дома в уличных потасовках. Но против мордастого артиллериста, который, как жерновами, двигал челюстью, пожалуй, и трех минут не продержится.

– Зассал, – снова выплюнул порцию подсолнечной жвачки здоровяк.

– Ты ее с кожурой, как корова, перемалываешь? – отпустил для затравки Ступников, одновременно прикидывая, куда ловчее уделать противника.

– Хто корова? – сжал огромные кулаки любитель семечек. – Я корова?

– Похож, – заметил Валентин, подходя вместе с Федей Агеевым.

– За оскорбление личности знаешь что бывает?

Валентин даже не снял с плеча баян. Стоял с папиросой во рту, на груди тускло поблескивала медаль «За отвагу». Во всем его виде угадывалась не только физическая сила, но и уверенность побывавшего в переделках моряка, раненного, награжденного и знающего себе цену.

– Ну, и что ты из себя изображаешь? – морально гнул артиллериста Валентин. – Ты хоть раз немца живого видел или в рукопашку с ним схватывался?

– Мы из своих орудий не по мишеням пуляем, а по «юнкерсам» и «мессерам».

– Пульнул, дальше что? Приперся на танцы жвачку перемалывать и с дури свое «якало» показать? Ну, покажи его мне. Гляну, какого оно размера.

Валентин Нетреба был в одном десантном отряде вместе с мичманом Морозовым – только на разных кораблях. Прошел и бомбежку, и обстрел береговых батарей, а затем после гибели своего тральщика месяц сражался под Керчью. Вместо сигнальных флажков привык к «десятизарядке» СВТ. Однажды в штыковой атаке запорол широким отточенным штыком немецкого унтер-офицера, другого фрица свалил выстрелом в упор. Мерз в слякотных, засыпанных снежной кашей окопах, отступал, снова наступал и, получив две пули в ногу, кое-как добрался до сторожевика, вывозившего последних защитников полуострова.

Не слишком проницателен был здоровяк-артиллерист, прибывший сюда месяц назад и толком войны не нюхавший, но угадал верно, что с баянистом лучше не связываться.

– А мы че? Шутим, – с натугой пытался улыбаться зенитчик. – Отдыхаем, чего не пошутить.

– Ну-ну, только не переборщи, – почти примирительно проговорил Валентин, и похожая на судорогу улыбка исказила волевое лицо сигнальщика – след контузии.

Когда уходили, Валентин хлопнул Костю по плечу:

– Молодец, не сдрейфил.

– Если бы не ты…

– А Федька, твой помощник, на что? Он хоть и мелковат, но шустрый. Всегда на помощь придет.

Валентин вернулся на свое место и заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Многие моряки, в отличие от пехотинцев, умели танцевать вальс. Но красивая, ворошащая душу музыка проходила мимо Кости. Валентин внимательно посмотрел на приунывшего товарища, резко закрыл мехи баяна и подмигнул ему:

– Не треба вальс?

– Я плохо танцую, – виновато отозвался Ступников, понимая, что Валентин играет специально для него.

– Ну, тогда «Отцвели уж давно хризантемы в саду», – громко провозгласил Валентин Нетреба. – Дамское танго! Дамы, не теряйтесь.

Дамское танго всегда вызывало оживление. Бойкие, разговорчивые парни в бескозырках, пилотках вдруг прекращали болтовню, смех, кое-кто гасил цигарку, а на женской половине, наоборот, начиналось оживленное шушуканье. И вот уже выходили вперед девушки посмелее, как правило, видные, уверенные в себе.

Прошла мимо Кости его напарница по первому танцу, во время которого он оконфузился. В голубом нарядном платье (то ли шелковом, то ли еще каком), с накрученными кудряшками, и пригласила сержанта-зенитчика, рослого видного парня.

– Вы позволите вас пригласить?

– С удовольствием, – шаркнул сапогом сержант.

Когда проходили в круг танцующих, Костя поймал снисходительный взгляд девицы, а спустя минуту услышал, как она томно объясняла:

– Я так люблю это танго. Оно мне многое напоминает.

Сержант, не слишком расторопный, кивнул, а девица, не дождавшись вопроса о воспоминаниях, продолжала оживленно рассуждать о любви и даже подпевала. И крутилась, как назло, неподалеку от Кости. Он засопел, отошел подальше, полез в карман за папиросами, специально для танцев берег. Почувствовал – кто-то осторожно теребит его за рукав форменки:

– Вы меня не слышите, товарищ моряк?

Костя удивленно оглянулся. Худенькая девушка, робко улыбаясь, проговорила:

– Я вас зову, а вы не слышите. Ведь дамское танго. Вас можно пригласить?

Ступников смял и отбросил дефицитную папиросу. В пяти шагах пыталась расшевелить сержанта словами о чувствах кудрявая девица в голубом платье.

– Не умею я танцевать, – буркнул Костя. – Ногу одной вот отдавил. Чего доброго, и вам отдавлю, а у вас туфельки нарядные.

Но девушка (было ей лет семнадцать, не больше) продолжала растерянно чего-то ждать.

– Идите… вон зенитчиков полно.

– Ха-ха-ха, – чему-то смеялась девица в голубом. Видимо, кавалер поднатужился и выдал остроту.