Бронекатера Сталинграда. Волга в огне

– Заедаешься ты, товарищ лейтенант, – с прежним знакомым всем тоном пытался осадить Степана Зайцева командир дивизиона. – Тебе вроде не за что обижаться.

– За ребят обидно. Ладно, чего там воду в ступе толочь. Идите, гуляйте…

Петушком вскинулся замполит Малкин со сверкающим новеньким орденом на кителе:

– Заелся, товарищ лейтенант. С командирами так не разговаривают. Я…

– Да пошел ты! – сплюнул Степан Зайцев и молча зашагал к себе на катер.

Настроение командиру дивизиона окончательно испортила молоденькая подруга, телефонистка Ася. Отношения после гибели Ивана Батаева у них дали трещину. Кращенко, не от большого ума, забыв про многих заслуженных моряков, представил к медалям «За боевые заслуги» Асю и старшего радиста (за компанию). Мол, никто не обделен.

Ася, добросовестная телефонистка, возможно, медаль заслуживала. Ходила по линии, восстанавливала связь, попадала под бомбежку. Но медаль, которую ей повесили на грудь, вызвала злые насмешки, хотя до этого к девушке относились нормально.

– Заслужила, Аська. Носи с гордостью. За какие там услуги наградили?

– За половые, гы-гы-гы!

– Старайся, глядишь, и орден передком заработаешь.

Тоже не самые умные моряки издевались над ней. Кто с удовольствием злорадствовал, кто-то вымещал на телефонистке злость за собачью жизнь и постоянную опасность. Были и такие, кто сам слюни пускал на молодую красивую девку, а она не им досталась. Ася со слезами прибежала к Кращенко, едва не швырнула медаль в хорошо упитанную физиономию командира дивизиона. Тот с трудом утихомирил девушку, кое-как вытолкал, чтобы высокие гости ничего не заметили.

– Психованная девушка, хотя специалист хороший. Нервы у людей не выдерживают, – оправдывался он.

– Да, не выдерживают. Обстрелы, бомбежки, – соглашаясь, кивали высокие гости. – Но с личным составом постоянно работать надо, не распускать людей.

Ася побежала к Валентину Нетребе, который дружил с покойным командиром «Прибоя» Иваном Батаевым. Выплакалась ему от души:

– Я ведь Ваню любила, а этот кабан не мытьем так катаньем своего добивался. Намекал, мол, на такие задания буду Ивана отправлять, что ты его вообще не увидишь. Разве не сволочь? Я ему в дочки гожусь, у него семья, дети. На меня и так все косо смотрят, а тут эта медаль.

Теперь уже Валентину стоило немалых трудов успокоить Асю. Он за время долгой службы хорошо изучил повадки больших командиров. Они подчиненных девчонок зачастую своей собственностью считали и лезли к ним нагло, не оглядываясь по сторонам.

– Успокойся, все хорошо будет. Если совсем тошно, уходи от него к чертовой матери.

– Он меня в банно-прачечный батальон отправить грозил, – всхлипывала Ася. – Там, мол, будешь с утра до ночи сраные подштанники стирать, пока руки не отвалятся, и спать в землянке на двадцать человек на голых нарах. А я к ребятам привыкла, к кораблям. За что они меня так?

Глупо было выговаривать восемнадцатилетней Асе на слабоволие и бесхарактерность. Она всего лишь девчонка, впервые столкнувшаяся с подлостью. Кабан он и есть кабан! Подминает все под себя.

– Ладно, с дураками я сам поговорю. Заткнутся умники.

– Я бы и к радистам ночевать перешла, но Кращенко не пускает.

– Успокойся, Ася, – только и мог ответить боцман Нетреба.

Капитан-лейтенант Кращенко был ему не по зубам. Его и Зайцев с Морозовым терпеть не могут. Кое с кем из моряков Валентин, подвыпив, поговорил в тот же день. Кто понял, хоть и с запозданием, что дурь гнали, извинились. А кто ничего не понял, примолкли. За новым боцманом не заржавеет – залепит кулачищем, в кусты улетишь.

Политотдельцы сделали вид, что не заметили такую мелочь, как ссору Кращенко с молодой телефонисткой (только пересмеивались). Не обратили внимания и на отсутствие некоторых командиров кораблей и зампотеха. Война. Кто-то должен находиться на посту. Тем более пришел директор рембазы с бухгалтершей, кто-то из соседей, пригласили двух женщин – врачей из санбата.

Гульнули как следует. Длинный стол в натопленной землянке был богато накрыт. Настоящая «Столичная», запотевшая с мороза, «Кагор» для женщин, ломти осетрины, колбаса, консервы, жареная баранина и обилие домашних соленостей на закуску.

До ночи играл патефон, плясали, пели, провозглашали тосты за победу, за товарища Сталина, за новых орденоносцев, славную Волжскую флотилию и героический политотдел.

Команды тоже не обделили. Приготовили хороший обед, налили по сто пятьдесят, а старичкам и побольше. Костя, к водке не привыкший, с аппетитом съел картошку с мясом, напился сладкого чая с печеньем и засел в своей башне, закутавшись в полушубок. Зенитчикам предписывалось быть на своих местах.

Если не считать не совсем справедливого награждения, праздник прошел нормально. Снова вспоминали слова Сталина, водка подняла настроение и уверенность.

Но уже восьмого ноября немцы обрушили огонь шестиствольных минометов на затон и причалы Красной Слободы, там было много убитых и раненых. Вела огонь дальнобойная артиллерия с холмов, завязывались бои в небе.