Бронекатера Сталинграда. Волга в огне

Пригибаясь, подошел кок и доложил, что двадцать шесть раненых живые, шевелятся. Правда, все сильно замерзли.

– Человека четыре совсем плохие. Вялые, не ждут ничего хорошего.

Толя, подавленный, страдающий от боли и потери пальцев, скис, пытаясь свернуться в клубок. Ковальчук снова посмотрел на часы. Деятельный и энергичный, он не представлял, что день будет длиться так долго. Было около четырех часов дня. Мичман собрал возле себя уцелевших моряков «Прибоя», растолкал Толю Кочетова.

– Значит, так, – начал он…

Взорвалась одна, вторая мина. Затем полоса взрывов пошла вдоль края косы, где прятались за льдинами остатки экипажа «Прибоя» и раненые красноармейцы.

– Всем лежать. Втискивайтесь под лед, в ямы, прикрывайтесь телами погибших.

Люди торопливо расползлись и пережидали налет. Два миномета с расстояния полутора километров работали с немецкой педантичностью. Моряков и красноармейцев отчасти защищал снегопад и начинающиеся долгие сумерки. На таком расстоянии у минометчиков не получилось выложить плотную цепочку взрывов, чтобы добить наконец горстку русских.

Мины взрывались на мерзлом песке, почти не оставляя воронок. Взрыватели были поставлены на осколочное действие. Если бы не ямы и брустверы, то осколки, летящие над самой поверхностью, выкосили бы людей. Взрывы обрушивались на льдины, многие падали в воду. Не обошли и остатки бронекатера, который больше всех мозолил немцам глаза.

Под новыми ударами когда-то ухоженный, содержащийся в идеальном порядке «Прибой» (командовал все же бывший боцман) уже представлял собой сплющенную, разорванную груду металла.

– Потешьтесь напоследок, – бормотал Ковальчук. – Вымерзните вы, сволочи, еще до Нового года. Будет здесь вам вторая Москва или первый Сталинград.

Когда наступила тишина, подсчитали потери. Погибли еще трое раненых и матрос из экипажа «Прибоя». Оставшиеся в живых моряки поползли вдоль цепочки тел. Ковальчук приказал растирать спиртом тела замерзающих, заставлять их хоть бы двигать руками или ногами. Налил немного Толе Кочетову.

– Выпей и давай заводи какую-нибудь песню. У тебя хорошо получалось «По Муромской дорожке».

– Грустная песня-то…

– Зато за душу берет. Это нам и надо.

И Толя Кочетов запел. Сначала «По Муромской дорожке», затем «Тройку», следом «Землянку», «Прощайте, скалистые горы», бодрую песню про Андрюшу:

Пой, Андрюша, так, чтобы среди ночи
Ворвался ветер, кудри теребя,
Поиграй, чтобы ласковые очи,
Не спросясь, глядели на тебя…

Кочетову подпевали те, кто мог, а молодой красноармеец с перевязанными руками вдруг заплакал.

– Не надо, – сказал ему Ковальчук.

– Умирать не хочу, – сквозь слезы проговорил парень.

– Никто и не собирается. Стемнело уже. Сейчас катер придет.

В сгущавшихся сумерках перетащили тяжелораненых к наиболее удобному для швартовки месту. Егор знал, что немцы ждут прибытия помощи и снова начнут обстрел. Грузиться надо будет как можно быстрее.

Он не ошибся. В темноте, прикрытой снегопадом, на малом ходу воткнулся в песок нос бронекатера «Смелый». Он забрал оставшихся в живых восемь человек из команды «Прибоя» и двадцать три раненых красноармейца. Остальные погибли или замерзли.

Так же тихо опытный командир Игнат Сорокин отчалил, а когда ударили взрывы, дал полный ход. Ковальчук стоял на корме, с карабином через плечо и судовым журналом под мышкой. Возможно, он тоже плакал, а может, замерзали брызги воды, летевшие из-под форштевня.

Напряжение, которое не отпускало его целые сутки, спадало. Он не хотел показывать слабость. Выпил предложенную кружку с разбавленным спиртом и пошел в кубрик.

История погибшего «Прибоя» вскоре обросла домыслами, мифами и стала легендой второго дивизиона. Рассказывали, как до последнего стреляли пушки горевшего катера, ведя поединок с немецкой артиллерией. Как немцы уговаривали моряков и красноармейцев сдаться, а затем сунулись было на амфибиях и моторном катере. Нападение отбили из карабинов и пулемета, который Егор Ковальчук снял с катера.

Быстро появилась статья в армейской газете под заголовком «Остров героев». Корреспондент много чего переврал, умолчал о том, что погибло много моряков и раненых. Но, в общем, суть изложил верно. Люди держались до последнего, вели огонь и сумели выжить. Пусть даже небольшая часть.

Глава 10 Последний бой

Костя вместе со всеми ждал, когда привезут спасенных моряков и красноармейцев с погибшего «Прибоя». На стоянку выгружали раненых и везли их в госпиталь. Встретил Толю Кочетова с перевязанной рукой. Обнялись.

– Ну вот, без пальцев я остался. Отыгрался. Теперь в госпиталь.

– Все это ерунда. Главное – живой.

Он невольно повторял слова мичмана Ковальчука. Еще не придя в себя от напряжения, тот спрашивал у Кращенко:

– Мне теперь что делать?

Рядом с ним стояли четверо моряков, в том числе корабельный кок. Они чудом избежали осколков, бушлаты были прожжены, впалые лица покрыты копотью, кисти рук опухли и стали багровыми от мороза.

– Идите в санчасть.

– Мы не ранены.