Броненосец «Слава». Непобежденный герой Моонзунда

Здесь уже находился старший собрат «Славы» — «Гражданин» (бывший «Цесаревич»), крейсера «Баян», «Адмирал Макаров» и «Диана», 21 эсминец IV, V, VI, XI,XII и XIII дивизионов, 3 канонерские лодки, минные и сетевые заградители, сторожевики, подлодки и транспорта — многочисленная, но, увы, совершенно лишённая хотя бы нескольких линкоров с дальнобойной артиллерий группировка. Командовал Морскими силами Рижского залива вице-адмирал М. К. Бахирев, боевой флагман, в 1914–1915 гг. командовавший на Балтике бригадой крейсеров, а с января 1915-го по май 1917-го — бригадой дредноутов.

3 сентября судовой комитет «Славы», как и повсюду тогда на флоте, собирал подписку со своих офицеров об их осуждении выступления генерала Л. Г. Корнилова («корниловского мятежа») и обещании быть верными революции. Изо всех офицеров линкора подвергнуться этой процедуре отказался старший инженер-механик корабля капитан 2 ранга Л. Ф. Джелепов. За это он подвергся аресту командой, но на следующий день М. К. Бахиреву удалось отправить его на эсминце «Моксвитянин» в штаб флота и этим, возможно, спасти от самосуда.

В течение сентября «Слава» совершала периодические переходы из Куйваста в Аренсбург и обратно. С приходом линкора командование МСРЗ с тревогой начало отмечать падение дисциплины на боевых, остававшихся здесь прежде кораблях. По свидетельству начальника Морских сил М. К. Бахирева, «главнейшей заботой „Славы“ по приходе её на Куйвастский рейд были постоянные запросы о глубине в Моонзундском канале», а «падение дисциплины и вообще ухудшение отношений между офицерами и командами усилилось с присоединением к морским силам Рижского залива „Славы“ и „Хивинца“. Дело дошло до того, что командир „Славы“ В. Г. Антонов незадолго до боя 4 октября 1917 г. докладывал вицеадмиралу Бахиреву, что „он вообще в своей команде не уверен и что во время какой-либо операции возможен случай, что команда решит не идти в назначенное место и что в случае неисполнения её желания перевяжет его и офицеров“. [260]

На „Славе“ обосновался объединённый матросский комитет Морских сил залива, а председатель судового комитета линкора — большевик Н. Н. Зуев — был назначен Центробалтом также и уполномоченным комиссаром ЦКБФ. Весь бой 4 октября он совместно с ещё одним членом матросского комитета провёл в боевой рубке и на мостике корабля. Предпосылки подобного присутствия следуют из объяснения самого Н. Н. Зуева, вспоминавшего, что капитан 1 ранга В. Г. Антонов „заявил матросам, что он желает работать в полном контакте с судовым комитетом, и предложил выделить от комитета двух представителей для участия в оперативных распоряжениях командира“. Смысл подобного „участия“ ничем иным, кроме как боязнью бунта команды линкора в решительный момент сражения с противником, объяснить не представляется возможным.

Опасения командира линкора понятны. По свидетельству М. К. Бахирева, „командир „Славы“, в политическом отношении самого беспокойного корабля, капитан 1 ранга Антонов за стоянку в Моонзунде изнервничался, часто прихварывал; по моему докладу командующему флотом и по совместному обсуждению с ним всё, таки решено было не менять его, так как трудно было найти охотника командовать „Славой“, да и команда корабля не всякого командира приняла бы“. [261] Своему флагману вторит в мемуарах С. Н. Тимирёв, в ту пору командир крейсера „Баян“, на мостике которого он вместе с М. К. Бахиревым находился в бою 4 октября: „…в особенности на „Славе“… власть всецело принадлежала комитетам, в руках которых командир и офицеры являлись простыми пешками“. [262]

Описание рутины недолгого второго похода линкора в Рижский залив не займёт много места. Середина сентября застала линкор на якоре у о. Шильдау. 15-го с транспорта „Аргунь“ прибыло 6 комендоров. На следующий день, в субботу, команда занималась приборкой корабля, мылась в бане, „починялась“ (т. е. ремонтировала носильные вещи). В 3 часа пополудни из правой кормовой 6-дм башни сделали три выстрела ныряющими снарядами „для ознакомления команды“. 17-го „по случаю воскресных дней занятия и работы не велись“, лишь утром провели короткую приборку. Режим дня установился необременительный — побудка в 7.00, раздача коек в 20.00. Через день по 2–3 часа матросы митинговали в церковной палубе „на собраниях команды“. Время от времени „подкрашивали отдельными местами корпус и надстройки“, раз в 2–3 дня производили „противоаэропланные тревоги“.