Броневержец

Леха крутил баранку и давил то на газ, преодолевая кажущиеся в темноте бесконечными подъемы, то на тормоза, удерживая резво катившийся на спусках бэтээр. На поворотах при спусках Леха был вынужден отставать далеко от колонны, поскольку из-за плохих тормозов возникала реальная опасность разнести в щепки впереди идущий «КамАЗ». Полчаса сна перед перевалом, постоянное напряжение и ожидание конца пути или, на худой конец, остановки на ночлег придавали ему некоторой бодрости. Он посмотрел на спящего Рахимова, голова которого свисла в сторону, болтаясь туда-сюда, и толкнул его в плечо:

— Шурик, Шурик!

Рахимов открыл глаза и встрепенулся:

— Стреляют?!

— Нет! Иди назад, ложись на лавку и спи там!

— Ага. — Рахимов быстро уполз на четвереньках в заднюю часть бэтээра.

Леха взглянул на часы:

— Четырнадцать часов едем, а финиша… — Он покачал головой.

Далеко впереди на затяжном спуске маячил свет фар. Дорога распрямлялась, повороты стали плавными, а спуски более длинными и пологими.

«Пора догонять…» — подумал Леха и поддал газу.

Скоро в свете своих фар он различил задний борт «КамАЗа» и сбросил скорость. Стараясь держать безопасную дистанцию, он, как обычно заблаговременно, с силой начал давить на тормозную педаль. Но в этот раз педаль поддалась на удивление легко, а бэтээр лишь слегка притормозил, вяло, отреагировав на тормоз. Леха быстро отпустил педаль и снова с усилием нажал ее. Педаль с легкостью ушла в пол, не оказав вообще никакого воздействия на скорость бэтээра, который продолжал быстро разгоняться под уклон. Леха с силой рванул за рычаг ручного тормоза, не ожидая, впрочем, от него особенной пользы. Бесполезно.

— Кранты! Отказали…

Бронированная чушка стремительно неслась вниз по дороге, увеличивая скорость, готовясь со всего разгона размолотить и скинуть с дороги не один грузовик своей тупорылой мордой.

Дистанция с колонной быстро сокращалась. Леха увидел, как впереди «КамАЗ» осветил фарами скалу и ушел влево за поворот.

— Рахимов! Держись! — закричал он и надвинул шапку до бровей. — Держись!

На повороте их ожидала черная скала. Скудный свет фар уже отражался бликами на неровной скалистой поверхности. Что было по бокам дороги, Леха уже не видел. Там была только беспросветная темень. Стрелка спидометра, описав круг по шкале, билась в нижних отметках. Он крепко держал руль, уводя бэтээр к правой обочине, чтобы хоть немного сгладить поворот. Но что дальше, там, за этим поворотом? Думать ему про это было некогда. Надо было уходить от лобового удара в скалу, а там… Под шум трансмиссии в Лехиной голове нервно начала отбивать чечетку одна и та же фраза:

— Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал… Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал… Не долго музыка… — Он уперся ногами в пол, изо всех сил теперь выкручивая руль влево, стремясь войти в поворот по диагонали. — …Не долго фраер… не долго фраер…

Бэтээр завывал резиной, уходя на скорости в сильный занос, цепляя правым бортом скалу. Раздался громкий скрежет и сильный боковой удар. Руль больно саданул по рукам. Леху сильно мотнуло в сторону. Он почувствовал, как оторвались от земли левые колеса, и бэтээр несся, продирая об скалу правый бок. Снова боковой удар. Леха вылетел с сиденья, как с раскрученного детского волчка. Он отлетел в сторону, с маху зацепив головой рацию. Многотонная туша бэтээра как щепка отскочила от скалы и снова встала на все колеса, продолжая юзом скользить по асфальту. Развернувшись поперек дороги, бэтээр сильно ударился об скалу кормой и замер.

Лехино сознание потемнело, став легким и свободным от мыслей и вопросов. Оно плавало само по себе в темном пространстве железного короба, временно лишенное зрения, слуха и разлученное с неуклюже застывшим телом в грязном офицерском бушлате.

Он лежал, опрокинутый животом на поломанную спинку пассажирского сиденья.

— Командир! Командир, ты живой!? — звал в темноте Рахимов. Он карабкался на четвереньках, ощупывая в темноте пространство. — Командир! — Он нашел в темноте Леху и потряс его за бушлат. — Командир! Щас, щас! — Он шарил ладонями по потолку. — Где она? Сука! Где она?! Ага, вот! — Он шелкнул тумблером. Вспыхнул плафон внутреннего освещения салона. — Вай! Голова разбил! Вай! Командир! — Он перевернул Леху на спину, поворотил ладонями его голову к свету, подложил под нее слетевшую шапку, стер рукавом со лба кровь и приоткрыл пальцами Лехины глаза. — Командир! — Он кричал в самое ухо, натирая ладонями Лехины щеки. — Это я, Рахимов! Живой?! Командир!

Белое расплывчатое пятно проскользнуло в темноте и поехало широкой кривой полосой вверх, вниз. Затем потухло, но снова вспыхнуло и закричало: «Э-э-э! А-а-а! Р-р-а-а!» Пятно висело, кричало, кривилось. Стало больно. Пятно потемнело и начало приобретать резкие очертания. Леха заморгал, несколько раз глубоко вздохнул и закашлялся.

Перед ним сидел Рахимов и, не переставая, сильно тряс его за плечи. Леха чуть приподнялся. Голова гудела, а со лба на глаза потекла кровь.