Сделав последнюю затяжку, Оуэн бросил окурок в пепельницу и спрыгнул с подоконника. Отказавшись от дружного приглашения сыграть в баккара, немного постоял у барной стойки, выбирая себе выпивку. Здесь полагалось самообслуживание. Слуги отсутствовали. Ни лишних глаз, ни длинных языков. По примеру остальных сняв портупею и расстегнув китель, комфортно расположился на диване с рюмкой «Камю» в руке. Незаметно для него мысли плавно вернулись в прежнее русло.
Заклятие Преображения или доверие Марка? Неужели, оказавшись перед выбором, он взял и сбежал от этой дилеммы в Берлин? Но ведь сбежал! Сбежал от самого себя. Потому что, чего действительно сейчас не хотел – так это увидеть снова ненавидящие его глаза брата.
На первых порах, забыв обо всем, кроме своих необузданных желаний, пустился в разгул с таким размахом, что Виго лишь восхищенно присвистнул. Но скоро возникающие в самый неподходящий момент мысли о брате стали портить ему настроение. Стоило закрыть глаза, и он видел лицо Марка. Почему-то это лишало его обычного хладнокровия. Вместо того чтобы получать тонкое садистское удовольствие от страданий агонизирующей жертвы, он злился – в нем просыпался Кайя, и на стены летели сгустки крови. Игрушки ломались слишком быстро. Это злило еще больше. Удовольствие перестало быть удовольствием, а после он и вовсе заскучал.
В памяти всплыл мрачный силуэт особняка в заснеженном парке. «Может, вернуться домой? – задумался Оуэн, ставя пустую рюмку на пол. – Интересно, чем он сейчас занят? Наверное, донимает Оливера своим упрямством…»От созерцания перстня на собственном пальце его отвлекло шумное появление новых гостей. Раскрасневшись с мороза, топая ногами, они раздевались, перчатками отряхивая себя от запорошившего их снега. В мордастом, рыжеватом гестаповце он узнал Ральфа Вайсманна (по какой-то причине Виго до сих пор покровительствовал этому провинциальному выскочке), а вот его спутника Оуэн видел впервые.
Лет восемнадцати, с румянцем во всю щеку, несколько белокурых прядей выбилось из-под вязаной шапки, в голубых глазах легкая тревога и вопрос. Похоже, вид эсэсовских мундиров юному гостю был неприятен, но, скрывая испуг, держался он с достоинством. Чувствовалось хорошее воспитание.
«Полагаю, перед нами долгожданный десерт… – подумал Оуэн, разглядывая одетого, как подросток из семьи бюргеров, паренька. – У Ральфа что, ностальгия по безвозвратно ушедшему детству? Мальчик-то давно вырос из детских штанишек…»
Как-то в разговоре Людвиг упоминал, что свою карьеру «мясника» Вайсманн начинал где-то в Польше, и Оуэн логично рассудил, что юноша, скорее всего, поляк. А тонкие черты лица и гордая посадка головы говорили о благородном происхождении. Он весело хмыкнул: «Так у нас сегодня на ужин юный шляхтич… Белая косточка… Голубая кровь…»