Выходя из душа, специально не сразу замотал полотенце вокруг бедер, но Марк не отвел взгляда, как делал это раньше, смущаясь его наготой. Теперь в его глазах горел огонек завистливого восхищения. И сегодня собственное отражение в зеркале, кажется, он ненавидел гораздо больше, чем вчера. Оуэн встал рядом. Его ладони легли на все еще худые плечи брата.
– Как я тебя понимаю… С их стороны… – он кивнул куда-то в потолок, – не дать тебе самому выбрать, в чье тело переселяться… по-моему, настоящая подлость, – посочувствовал он «горю» Марка. Брезгливо поморщившись, ну совсем как Оуэн, тот с силой потер лицо и недовольно уставился на свое отражение.
– Но, думаю, это поправимо, – Оуэн сквозь зеркало поймал его взгляд. – Я присмотрел тебе новое тело, ты сможешь переселиться… – искушая, он сделал паузу, – если захочешь, разумеется.
Нетерпеливо-загоревшиеся глаза Марка были красноречивей любых слов. Но тут же, вспомнив кое-что, он нахмурился, задавая вполне резонный вопрос:
– А как я буду переселяться? У меня же нет Силы!
– Я воспользуюсь своей, доверься мне, – Оуэн не удержался от усмешки. «А ларчик-то просто открывался!»
– Да-а… – недоверчиво протянул Марк. «Чего этот доброхот так лыбится? Сначала свинью подложит, а потом будет хохотать до слез…» Заподозрив вдруг, что Ивама коварно задумал переселить его в тело своего любовника, подозрительно сощурился.
– Не волнуйся, паренек твоих лет, поляк, к тому же благородных кровей! – заверил его Оуэн, догадавшись, о чем Марк подумал. У того все на лице было написано. Чтобы развеять последние сомнения брата, добавил: – Поверь мне, это тело еще никем не испачкано… если ты об «этом»!
С легкостью солгал он, утаив от него сожительство юного шляхтича со своим хозяином. В принципе, это и не имело особого значения. В момент переселения носитель будет мертв, так что Марк останется в неведении. Да и зачем ему знать, что это уже познавшее мужские ласки тело очень скоро заставит его покорно трепетать в объятиях Оуэна.
– Сначала я хочу познакомиться с ним! Вдруг ты мне врешь! – не до конца поверив его словам, выставил Марк условие.
– Обязательно познакомлю! – Оуэн обнял его и, отвлекая разговором («у него чудесные белокурые волосы и голубые глаза»), немного потискал.
– Голубые… – разочарованно протянул Марк.
– Да, но очень красивые…
Не замечая, они говорили о чьей-то жизни, как о выставленном в витрине магазина платье, которое они собирались купить. Марк опять уставился в зеркало. Занятый своим недовольством, он не заметил ни скользнувших по его телу ласкающих рук, ни сверкнувшего в глазах Оуэна яркого блеска, ни хищной собранности готовящегося к прыжку зверя. А тот быстро набросил халат, завязал пояс и вышел из ванной, оставив Марка хмуриться на свое отражение.
«Черт, я чуть было не забыл про все свои благие намерения! Еще минута и потащил бы его в кровать, срывая с него пижаму!» – лукаво улыбнувшись, покачал головой Оуэн. Нет, он будет подкрадываться к этому глупому мышонку на самых мягких, самых бархатных лапках! Полцарства за коня! За доверие Марка он согласен был отдать все царство. Все двенадцать Царств!
В спальне надрывался телефон. Он усмехнулся звериному чутью Людвига, здороваясь с бароном.
– Звоню узнать… в твоих планах ничего не изменилось? Ты приедешь, как планировал?
– Виго, мне нужен паренек Вайсманна! – принял Оуэн мгновенное решение.
Людвиг добродушно хохотнул на нетерпение в его голосе.
– Ты хочешь, чтобы я забрал у Ральфа его зверушку… и привез тебе? – задал он вопрос.
– Не стоит, – помедлил с ответом Оуэн. – Я приеду сам, – его губы коварно изогнулись. – Кажется, твой приятель – любитель покера? Позволим же ему проиграть своего зайчика в карты. Любопытно посмотреть, как вытянется физиономия у этого бюргера. Ты ведь не против, если мы немного покусаем баварского борова?
– Нет, совсем не против… – рассмеялся Людвиг. – Хорошо, я поставлю Ральфа в известность, что сегодня у него будут гости. Тебя встретить?
– Нет, увидимся в клубе.
Они попрощались.
Повесив трубку, Оуэн сбросил халат и быстро оделся. Застегнул портупею, смахнул несуществующую пылинку с рукава. Мельком кинул взгляд на свое отражение в зеркале, надел плащ, взял фуражку с перчатками. Возле лестницы столкнулся с дворецким.
– Вы уезжаете? Что-нибудь случилось?
Привычно невозмутимое лицо слуги пошло легкой рябью беспокойства. Господин оделся сам, не дожидаясь его помощи?
Оуэн обернулся с середины лестницы.
– Все в порядке, Оли! Передай Марку, я поехал забирать то, о чем мы с ним говорили! Он поймет! Вернусь завтра, к обеду!
Преодолев последние ступеньки, легкими шагами пересек холл, сам отодвинул засов. Сам захлопнул за собой дверь. Спустившись следом, дворецкий с тревогой выглянул в окно. С этой шальной радостью в глазах господин напоминал сбежавшего с лекций студента. Хозяин был счастлив, и то, что он так невероятно счастлив, почему-то пугало Оливера.
Медленно выехав из гаража, «майбах» рванул с места с визгом покрышек, выбрасывая мелкий гравий из-под колес. Машинально сложив пальцы, слуга осенил крестом проскочивший ворота автомобиль, перекрестил снова, подумал и перекрестил в третий раз. Потом отправился искать «нарушителя спокойствия», как он звал про себя своенравного пленника.
Февраль подходил к концу, но дворецкого не беспокоил вопрос, почему хозяин до сих пор не переехал в Берлин. Зато повару, задавшему тот же самый вопрос, вежливо указал его место:
– Продолжайте месить ваше тесто, сеньор Паскуале, – заметил он сухо, – и не суйте нос не в свое дело…
На этом они и разошлись.