BRONZA

Увидев хозяина, медленно спускавшегося по ступенькам крыльца, дворецкий со вздохом облегчения кинулся открывать перед ним дверцу автомобиля. Набросил на плечи плащ.

– Поехали, Оли… Нам незачем больше здесь оставаться… – спокойно сказал Оуэн, усаживаясь на заднее сиденье. Запахнул плащ. На белой манжете рукава краснело несколько маленьких пятнышек.

– Но, как же… особняк? – спросил Оливер. В нем чувствовалось растерянное: «Мы, что, все так и оставим?»

– Поехали! – нахмурился Оуэн.

Автомобиль, с медлительностью похоронного катафалка, проехал в распахнутые настежь ворота, которые так и остались стоять открытыми. Заклинание Стражи больше не охраняло это место. Позади, за окнами второго этажа, окрасив стекла в тревожно красный цвет, разгорался пожар. И скоро там все выгорит дотла. Обрушатся даже стены, похоронив под собой несбывшиеся мечты своего владельца.

«Никто не уснет этой ночью! Никто уже никогда не уснет в этом доме…» – саркастично усмехнувшись своим мыслям, Оуэн достал портсигар из кармана галифе, закурил. И тут его бесцельно блуждающий взгляд наткнулся на юного шляхтича.

Губы снова скривились в усмешке. Тело, которое он хотел подарить брату. Он уже забыл про мальчишку и теперь смотрел на него со смесью досады и недоумения. «Ты мне больше не нужен… Почему бы и тебе не умереть…» – его рука сжала тонкую шею, отбирая жизнь.

Но неожиданное сопротивление вызвало у Оуэна некоторое любопытство. Пытаясь оторвать ледяные пальцы смерти от своего горла, шляхтич вырывался, царапаясь с отчаянием дикого зверька. Потому что хотел жить. Потому что ему было ради чего жить. У него было то, ради чего он должен был жить.

«Так вот, в чем дело…» – заглянув в расширенные страхом зрачки, Оуэн помедлил, прежде чем разжать пальцы.

– Что ж, тебе придется постараться… – произнес он с усталостью в голосе и оттолкнул мальчишку от себя, позволяя жить.

Закашлявшись, тот забился в самый угол машины. Растирая саднящее горло, смотрел исподлобья, но постепенно страх уступил место вспыхнувшей вновь надежде. Он тоже успел заглянуть в глаза этому красивому, словно древние боги, мужчине, и сердцу стало больно от бесконечной печали в их страшной багровой глубине.

Всю дорогу до Берлина, удерживая за плотно стиснутыми зубами мольбу о помощи, юный шляхтич повторял про себя: «Только он один… Только он…»