Узнав, что вечером они идут в театр – да не куда-нибудь, а в оперу, Марк подскочил из кресла.
– Но я не люблю оперу! – воскликнул он, горячо протестуя всем своим видом.
– Тогда тем более пойдешь! Это будет тебе воздаянием за боль, которую ты причиняешь мне, отвергая меня! – закрыл дебаты Оуэн.
Лицо Марка сделалось кислым.
– Но у меня нет смокинга! – делая последнюю попытку отвертеться от похода в театр, нашелся он.
Пожав плечами, Оуэн открыл шкаф. С иголочки, черный смокинг уже дожидался Марка. И он не сомневался, что тот будет впору. Принимая душ, хмурился. Эта скотина заранее знала, что он останется! Убедиться, насколько хорошо тебя знают, было не очень приятно. Выйдя из душа, застал в ванной Оуэна. Сложив руки на груди, тот разглядывал его, прислонившись плечом к дверному косяку.
– В вашей «Брахмапутре» разве не принято стучаться? – недовольно спросил Марк, потянувшись за полотенцем.
Оуэн пропустил его колкость мимо ушей.
– Хотел посмотреть на твою фигуру без одежды… – сказал он. – Вот, любуюсь твоим телом. Смотрю, ты не изменил своей привычке выбирать: поджарое, стройное, без лишней мышечной массы, но сильное и гибкое тело…
– Налюбовался? Ну и проваливай отсюда! – огрызнулся Марк, заворачивая вокруг бедер полотенце.
На этот раз Оуэн отреагировал.
– В моей «Брахмапутре», как ты выразился, принято отрезать языки невоспитанным мальчикам… – заметил он с мягкой вкрадчивостью в голосе. – Не забывай, с кем разговариваешь!
Марк в ответ фыркнул.
– Ах, извините, ваше брахмапутство! – раскланялся он, помахав перед ним невидимой шляпой. На глаза упали волосы, он пятерней зачесал их назад.
Оуэн хмыкнул. Злить и дразнить, выводить из себя брата – было его привилегией. В глазах заплясали лукавые искорки.
– А ты хорош! Действительно, напоминаешь гончую. Интересно, если я захочу погладить тебя… Укусишь? – шагнул он вперед.
Приняв боксерскую стойку «только попробуй», Марк чуть развернулся корпусом, примеряясь, куда бы врезать настырному индийскому величеству. Без труда блокировав удар, Оуэн перехватил его руку, вывернул за спину и толкнул брата к раковине.
– Кулаки чешутся? – спросил, ласково улыбнувшись ему из зеркала. – Впрочем, я и сам не прочь избить тебя до бесчувствия, чтобы… – он игриво подышал Марку в ухо. Вспыхнув, тот попытался вырваться, но Оуэн уже и сам отпустил его. Весело рассмеявшись, вышел из ванной. Поле битвы осталось за ним.
– Скотина! Ненавижу!
Марк сердито, со всей силой, кулаком стукнул по мраморной плите, в которую была вделана раковина. Подпрыгнув, попадала разная парфюмерия. Пузырек с туалетной водой, упав на пол, разбился. Терпкий, тревожащий что-то в душе, горьковатый запах заполнил комнату.
– Эй, не буянь тут! Убирать будешь сам! – снова заглянул Оуэн.
– Да убирайся уже! – заорал на него Марк, запустив в успевшую захлопнуться дверь еще одним пузырьком.
За дверью раздался громкий, заразительный смех.