BRONZA

Большой, шумный, громко рыкающий густым басом, в шикарном костюме, с растрепанной седой шевелюрой – Монсеньор произвел на окружающих неизгладимое впечатление.

– Мой мальчик! Даже не знаю, кому на этот раз оторвать голову?! Но за это стоит надрать им всем задницы! Я буду рвать этих сук на мелкие клочки! – взревел он, сгребая его в охапку. Напугав своим ревом доктора – тот принял его угрозы на свой счет.

Оплатив больничные счета и не слушая ничьих объяснений, взвалив прикрытого лишь больничной распашонкой, сверкающего голыми ягодицами Марка себе на плечо, Монсеньор покинул это негостеприимное, как он выразился, место. Роскошный «Bentley» с вызывающе-квадратной решеткой радиатора, взревев мощью всех своих «лошадок», рванул в аэропорт, оставив на асфальте дымящийся, жженый след от покрышек.

В Сан-Франциско они летели частным рейсом. Избалованный техническим прогрессом, Монсеньор любил перемещаться в пространстве с комфортом. А он был рад вернуться домой и все забыть. Был рад увидеть взволнованное лицо отрока, радостно бросившегося к нему навстречу. Обнимая его, Байя вдруг захлюпал носом.

– Ну-ну, не утопи меня в слезах! – пошутил Марк, отрывая мальчишку от себя. – Все в порядке! Я дома! – добавил он и слегка поморщился.

Боль, напоминая о себе, уже потихоньку вгрызалась в тело. Действие обезболивающих заканчивалось. Не говоря ни слова, Монсеньор подхватил его на руки, отнес в ванную. Избавил от гипса, бинтов, и с кожи сразу же исчез неприятный зуд. Расслабившись, Марк лежал в горячей воде, доверив его чутким, врачующим пальцам исцеление своего настрадавшегося от боли тела. Почти засыпая на ходу, ощущал приятные прикосновения мочалки. Услышав шумный вздох, приоткрыл один глаз; на секунду показалось, что Монсеньор сейчас скажет «прости», таким у него сделалось лицо. Но вместо этого тот залез пятерней в свою шевелюру, растрепав ее больше обычного, что было у него признаком серьезных раздумий.

– Он перестал убивать… Я решил, ты с братом… Я решил, что вы наконец-то помирились! Объяснились! Все поняли!

Сверкнув из-под широких бровей, на него уставились тигриные глаза. Марк в ответ гневно вспыхнул. «Помирились? Объяснились? Да какого черта…»

Монсеньор не дал ему и рта открыть.

– Не хочу ничего знать о том, кто виноват! И что там произошло! – сурово отрезал он. – Одевайся, спустимся вниз, пообедаем! – он оставил Марка одного, в ванне.

После обеда, в образе монумента (что называется, шеф во всей красе), Монсеньор застыл у окна. Не поворачиваясь, очень холодно сказал, что дает им две недели отпуска, а после снова за работу. А то разная нечисть уже празднует Ночь всех святых!

– Ты достаточно прохлаждался в той противно пахнущей богадельне! – заметил он, помахав им с Имонном ручкой. На прощание…